фалернского вина, которое так любит принцесса Анна. В тайном послании императора, написанном на тончайшем шелковом плате, вшитом в одежды акрского эмиссара, даны четкие распоряжения, которые невозможно истолковать двояко. Человек, доставивший бутылку вина, судя по чертам лица, был родом то ли из Египта, то ли из моавитянских земель. Он представитель очень закрытой секты, которой известны давно утерянные секреты фараонов. Переданное им вино содержит особый яд – даже не яд, а зелье, которое не убьет принцессу Анну, но сделает ее навсегда бесплодной. Потому что базилевс, чтобы спасти империю, может и должен прибегнуть к военной помощи варваров даже ценой неравного брака, но племянники правящего владетеля, прижитые его сестрой от безродного северного архонта, для блага великой Ромейской империи (которое, как известно, превыше всего) никогда не должны появиться на свет…
Взамен увесистой бутыли, которую Никита на сегодняшнем приеме с поклоном вручит принцессе как свой скромный дар, доставленный из лангобардских земель, он должен с заходом солнца передать в распоряжение пришлого знахаря-моавитянина отряд императорской гвардии, сопровождавший Анну из Константинополя к жениху.
Дело осталось за малым – заехать по дороге в несколько лавок-эргастириев, уладить торговые дела и подобрать у здешних мастеров-ювелиров свадебный дар, достойный порфирородной принцессы, который окажется отличным дополнением к фалернскому, будь оно проклято, вину…
В лавке, тесно уставленной тугими тюками бобровых, куньих и соболиных шкур, кроме хозяина крутился какой-то смерд, который при появлении Сонгвара тотчас шмыгнул за дверь. Хозяин с уважением, но без угодливости поклонился новому посетителю.
– Это Зачиняй, лучший киевский гончар, господин, – пояснил он, имея в виду исчезнувшего смерда (мол, ко мне в лавку кто попало не ходит). – Его кувшинами торгую во всем городе я один.
Сонгвар молча кивнул в ответ и прошел в глубину полутемного помещения. На дальних полках и вправду стояло множество каких-то пестро расписанных горшков. Он вспомнил про недавно купленную изысканную и страшно дорогую белоглиняную посуду, привезенную из самого Багдада, и ухмыльнулся.
– И эти вот сосуды – лучшее, что делают в Киеве?
– Таких кувшинов нет больше ни у кого, – в ответе купца сквозила осторожная обида. – Молоко в них не прокисает, вода не портится, а когда в такой кувшин наливаешь вино или мед, он поет, словно горный ручей. Боги покровительствуют киевским мастерам, они знают секреты, недоступные другим, даже в далеких ромейских землях.
В подтверждение своих слов купец взял с полки один из горшков, подошел к лежащей на боку огромной бочке, открыл кран и подставил горлышко под струю. По лавке рассыпалось веселое мелодичное журчание. Купец протянул кувшин Сонгвару, и тот сделал несколько больших глотков. Медовуха упала в живот и споро побежала по жилам. Сонгвар довольно кивнул:
