Так как я был несовершеннолетним, очередь до меня дошла в последнюю очередь. Недолго думая, меня втолкнули в автозаковский стакан, где уже находился высокий худой парень примерно моего возраста, с темными пятнами вокруг запавших глаз. Несмотря на его худобу, мое тело никак не хотело помещаться в узкий стакан, оставаясь наполовину снаружи
– Держись, братан, – поддержал меня парень, когда конвоиры, навалившись на дверь, сантиметр за сантиметром буквально вдавливали меня внутрь. Сопротивляться было бесполезно, и уже через минуту я оказался лицом к лицу со своим соседом. В таком положении нам предстояло проехать больше двух часов.
– Ребра сломаете, суки! – не выдержав напора, прохрипел взмокший от натуги парень. – Уже дышать невозможно!
– А ты ж… дыши, – лениво посоветовал кто-то из конвоиров, когда дверь за мной наконец-то закрылась. Остальные конвоиры весело рассмеялись.
В такие моменты особенно остро понимаешь, как ты ненавидишь этих ментов, конвоиров, пупкарей и всех тех, кто вообще работает в тюремно-лагерной системе. И эта злость со временем не пропадает, а, наоборот, накапливается. И такое чувство бывает у всякого, кто хоть однажды испытал на себе подобное отношение. Поэтому не трудно представить, что бывает с теми из ментов, кто по каким-то причинам вдруг попадает в камеру к таким, как я. Тогда на них начинает выплескиваться вся многолетняя злость на всю систему МВД. Администрация прекрасно об этом знает и поэтому строго следит за тем, чтобы по ошибке не посадить своих бывших сотрудников в камеру к уголовникам. Но иногда все же такое случается…
Наконец машина тронулась. Ехали невероятно долго. Воздух внутри автозака стал настолько спертым и вонючим, что, казалось, его можно было мять руками. Моего соседа, вдавленного в железную стенку стакана, начала бить крупная дрожь. Лицо его стало белее простыни, взгляд обезумел. С подобными симптомами мне однажды приходилось сталкиваться. Я видел, как ломает одного наркомана, и у меня не оставалось сомнений, что мой попутчик был тоже из них. Его сердце могло остановиться в любую минуту. Но все обошлось, автозак остановился, и, когда распахнулась сначала первая дверь, а потом и дверь стакана, парень смог вдохнуть полной грудью свежего воздуха. Кажется, его отпустило.
Мы находились в некоем подобии тамбура. За толстой решеткой сгорбился над горой папок с личными делами прибывших начальник СИЗО. Началась перекличка. Теперь я смог рассмотреть остальных арестантов. Не надо было иметь большого опыта, чтобы понять: большинство из них имели за плечами не один срок. После окончания переклички всю толпу загнали на сборку. Ею оказалась погруженная в полумрак слабо освещенная камера размером около полусотни квадратных метров. Стены и потолок – как в шахте, чернее некуда. Под потолком две решетки размером в ладонь. Кроме того, с внешней стороны на них висели реснички. Не могло быть и речи, чтобы попытаться увидеть то, что творилось за ними. В углу камеры за полуметровым кирпичным барьером – параша, или, как ее здесь чаще всего называли, дальняк. Рядом с парашей, как и в камере, где я только что сидел, торчал кусок ржавой трубы,
