и других средств я могу узнать, что угодно, выведать от самого скрытого человека истину. До сей поры все это пропадало даром, и огромнейшие в правительственном и политическом отношении результаты, которые, примененные к практической выгоде державы, приносили бы немалую выгоду, – ограничивались микроскопической пользой одной мне. Цель моя – не корысть, но скорее протекция и помощь более нравственная, чем материальная. Хотя я имею мало средств к жизни и живу переводами и коммерческой корреспонденцией, но до сей поры отвергала постоянно все предложения, которые могли бы поставить меня хоть косвенно против интересов России...»
Снова сделаем пропуск и продолжим чтение этого, прямо скажем, странного послания:
«...Я одна на свете, хотя имею много родственников... Я совершенно независима и чувствую, что это – не просто хвастовство или иллюзия, если скажу, что не боюсь самых трудных и опасных поручений. Жизнь не представляет мне ничего радостного, ни хорошего. В моем характере любовь к борьбе, к интригам, быть может. Я упряма и пойду в огонь и в воду для достижения цели. Себе самой я мало принесла пользы, пусть же принесу пользу хоть правительству родины моей. Я – женщина без предрассудков и если вижу пользу какого-нибудь дела, то смотрю только на светлую его сторону. Может быть, узнав об этом письме, родные в слепой гордости прокляли бы меня. Но они не узнают, да мне и все равно. Никогда, ничего не
делали они для меня... Простите меня, Ваше превосходительство, если к деловому письму приплела ненужные домашние дрязги. Но это письмо – исповедь моя. Я не боюсь тайного исследования жизни моей. Что я ни делала дурного, в каких обстоятельствах жизни ни находилась, я всегда была верна России, верна интересам ее. 16 лет я сделала один поступок против закона. Я уехала без пашпорта за границу в Поти в мужском платье. Но я бежала от старого ненавистного мужа, навязанного мне княгиней Воронцовой, а не от России. Но в 1860 г. меня простили, и барон Бруно, лондонский посланник, дал мне пашпорт. Я имела много историй за границей за честь родины, во время Крымской войны я неоднократно имела ссоры, не знаю, как не убили меня, как не посадили в тюрьму. Повторяю, я люблю Россию и готова посвятить ее интересам всю оставшуюся жизнь. Открыв всю истину Вашему превосходительству, покорнейше прошу принять все это к сведению и если понадобится, то испытать меня. Я живу пока в Одессе, у тетки моей, генеральши Витте, на Полицейской улице, дом Гааза, № 36. Имя мое Елена Петровна Блаватская...»
Такое вот письмо. По всей видимости, жандармский начальник читал его в большом удивлении. Поразмыслил, и... на письме появилась резолюция:
«...Просьба г-жи Блаватской оставлена без последствий». Российская Мата Хари из Блаватской не получилась. Может, оно и к лучшему, ибо вместо шпионских интриг на свет появились две значительные философско-религиозные работы Елены Петровны. Но о них речь впереди.
Странствования. Друзья. Враги
Голубизна,
