нас появились проблемы… Тебе надо проявлять осторожность… Да, помощь будет нужна, и срочно… Я еще позвоню. Пока.
Она постаралась ускорить шаг, не производя при этом шума, но, когда добралась до курилки, там уже никого не было. Настя рванула на себя дверь, ведущую в служебный коридор, и быстро огляделась. Вдоль коридора располагались кабинеты, некоторые с надписями, некоторые – без, она уже знала, что это помещения бухгалтерии, юриста, отдела кадров, завтруппой, пожарной охраны, служебные туалеты… По коридору ходили люди, некоторые – с документами в руках, некоторые – в сценических костюмах. Кто из них только что разговаривал по телефону? Или этого неизвестного мужчины среди них вообще нет? Может быть, он зашел в один из кабинетов? Или скрылся за дверью, ведущей на сцену? Или ушел из этого коридора в сторону другой лестницы? А может быть, это был кто-то из зрителей, кто хорошо знает расположение помещений театра и осведомлен про никогда не запирающуюся и не охраняемую билетерами дверь между фойе и служебной частью здания? Просто кто-то из зрителей, кто во время антракта вышел покурить и позвонил по своему делу, не имеющему никакого отношения к покушению на худрука Богомолова. Почему он не пошел в помещение для курения, предназначенное для зрителей? Потому что сюда ближе. Или потому, что он пришел в театр не «с улицы», а был приглашен кем-то из сотрудников, разделся у него в кабинете и про эту служебную курилку знает, а про зрительскую – нет. Причин может быть множество.
Но с таким же успехом этот звонивший мог оказаться человеком, причастным к преступлению. Голос Настя не узнала, но это и немудрено при таком-то количестве людей, с которыми ей пришлось поговорить за минувшие дни. Кроме того, совершенно непонятно, с кем этот неизвестный разговаривал, с мужчиной или с женщиной.
«Я стала старой и нерасторопной, – корила себя Настя, вернувшись в курилку и доставая сигареты, – не успела его увидеть. Пора меня на свалку. Если бы со мной был Антон, все было бы иначе, он бы пулей слетел вниз».
Настроение у нее испортилось, даже работать расхотелось.
Артем Лесогоров любил бывать в клубе «Киномания», здесь постоянно тусовались известные артисты и режиссеры, и Артем чувствовал себя причастным к этому волшебному миру узнаваемых людей. Поэтому, когда Никита Колодный в очередной раз пригласил его посидеть за бокалом пива в «Киномании», Лесогоров немедленно и с удовольствием согласился.
– Старик, – говорил Никита, обнимая Лесогорова за плечи, – ты написал совершенно гениальную пьесу, но в ней есть шероховатости, которые надо исправить. Да, я не скрываю, мне хочется, чтобы меня заметили, но именно поэтому твою пьесу надо слегка подправить и улучшить, чтобы в конце концов она стала хитом сезона. О ней будет говорить вся Москва, да что Москва – вся Россия будет о ней говорить, со всей страны будут ехать люди, чтобы посмотреть наш спектакль. Но для этого надо сделать пьесу чуть-чуть лучше. Ты согласен?
– Само собой, – кивал Лесогоров, который абсолютно ничего не имел против того, чтобы его
