он был даже не кавказский старец, а какое-то просто чудо среди кавказских старцев, когда в 80 лет рассказывал что-то там императору о том, как должна быть устроена жизнь в России».
Это драма очень зрелых людей. Но на самом деле я понимал, что эти пятнадцать лет дыры принесли огромную пользу картине, потому что последние мои доводы были значительно более серьезные и правильные, чем первоначальные. Это никакая не романтическая история о том, как молодая леди, не понимая, что такое любовь, выскочила замуж за не нравившегося ей сенатора, а потом узнала, что бывает любовь. Это совершенная ерунда! Та драма, которую писал Толстой, – драма очень взрослых людей. И конечно, когда я с ними встретился на площадке, – это было уже совершенно другое чувство! И тут была очень смешная история, которую теперь уже можно рассказать. Однажды мне позвонил Саша Абдулов, они с Олегом даже не дружили, а были просто как братья некоторое время. Естественно, у них был период охлаждения и другое, но значительный период жизни они были братья. Так вот, звонит мне Саша Абдулов: «Есть очень серьезный разговор». Я говорю: «Какой разговор?» Курьезная история, как нежнейший, тишайший, деликатнейший Саша Абдулов выступил в роли такого коварного интригана, который хочет подсидеть своего старшего товарища, Олега Ивановича Янковского, последнего народного артиста СССР.
Я говорю:
– Чего, Саш, случилось?
Сашка приезжает ко мне и говорит:
– Слушай, попробуй меня на роль Каренина!
– Во-первых, что ты шепчешь? Мы одни в огромной квартире. Во-вторых, ты в своем уме или нет? Я с Олегом 20 лет как…
– Попробуй меня на роль Каренина.
– Зачем, Саш?
– Деду всё равно… – Он его Дедом называл, когда у него уже внуки родились, и Олег действительно с исключительной нежностью, с исключительной сердечностью относился к своим внукам.
– Деду все равно. Одним Карениным больше, одним Карениным меньше. Он всё сыграл, всё, что можно. Ну сыграет хорошо Дед Каренина. Все скажут: «Молодец Дед, хорошо играет Каренина». А представляешь себе, если я сыграю Каренина, то какое это будет фурорище, фурорище! Ты понимаешь, что это такое! Эта роль для меня. Ну попробуй.
– Ну как я тебя буду пробовать? Ну что? Где я тебя буду, в уборной пробовать, что ли? На кухне загримируемся, в уборной сниму?
– Почему в уборной?
– Но как, если на студии появишься? Вот и всё.
– Ночью.
– Так чего ночью?
– Ночью.
– Пробоваться, что ли, шепотом ночью?
– Почему шепотом? Ночью можно нормальным голосом говорить – Дед спит.
– Сань, ты спятил.
– Я же тебе не говорю – возьми. Я тебе говорю – попробуй. Может быть фурорище.
Он меня сломал, но я понимал, конечно, что этого не может быть, просто не может быть никогда. Но что-то во мне такое рухнуло и надломилось.
