Полина? Какое она имеет отношение к этому делу?
Ярцев усмехнулся:
– Паша, а ты что-нибудь слышал о Мисс Робин Гуд?
– Ну, слышал…
– Антон, не надо, – попросила я, но Ярцев и ухом не повел:
– И кто такая эта Мисс, как, по-твоему?
– Ты что, экзамен мне устраиваешь?
– Ответь, если не трудно, прошу тебя.
– Ну, это девушка, которая, насколько мне известно, борется со злом в нашем Горовске. Наказывает тех, кто ускользнул от правосудия… Помогает пострадавшим… и все такое…
– Правильно, – кивнул Ярцев. – Так вот, познакомься еще раз: перед тобой – Мисс Робин Гуд!
Брови Павла взлетели вверх:
– Как?! Полина?! Серьезно? Это вы?..
– Антон! – возмущенно зашипела я на Ярцева. – Кто тебя за язык тянул?..
– Да ты не кипятись, Павел – свой парень. Он – никому!..
– Нет, Полина, если это действительно вы, я очень рад нашему знакомству. Наслышан. Впечатляет, поверьте! И позвольте пожать вашу руку…
Он протянул мне свою широкую ладонь. Я ее пожала.
В этот момент зазвонил мобильник Ярцева. Он извинился и включил телефон.
– Я… Могу. А что случилось?.. Что?! Когда?! Черт!
Мне показалось, что он побледнел. Пару минут он слушал говорившего, потом поблагодарил за звонок и убрал мобильник. Антон смотрел на нас мрачно, вернее, смотрел он только на меня. Мне показалось, что он избегает взгляда Павла. Мы ждали, что журналист нам что-нибудь скажет, но он только кусал губы и мрачнел все больше, уставившись в одну точку.
– Антон, что случилось? – не выдержала я. – Плохие новости? Да не молчи же!
– Abyssus abyssum invocat (Абуссус абуссум инвокат), – пробормотал он мрачно, – одно бедствие влечет за собой другое…
– С чего это ты на латынь перешел? – встревожился Павел. – Какое бедствие, о чем ты?
– Это звонили знакомые ребята из ментуры. Только что мать мальчика покончила с собой, выбросившись с балкона пятого этажа… Пришла после суда домой и… сразу…
Глава 2
Над нашим столиком повисло гробовое молчание. Мы застыли, словно статуи, не в силах пошевелиться или что-то сказать. Я почувствовала, что похолодела с головы до ног, а сердце словно провалилось куда-то в желудок. Стало трудно дышать. Наконец, я обернулась к Павлу. Он сидел бледный, сузив глаза и глядя прямо перед собой. Я почувствовала, насколько его потрясло известие Ярцева.
– Сколько ей было лет? – спросила я.
– Двадцать семь, – тихо ответил Павел.
Я покачала головой. Вспомнила эту девушку, сидевшую в зале суда на ближайшей к прокурору скамье рядом с мужем и своей матерью. Женщины плакали почти в течение всего процесса, во всяком случае, они постоянно вытирали глаза платком. Мать мальчика была худенькой, как мне показалось, очень юной и хрупкой. Она даже не смогла давать показания: ей стало плохо, и судья был вынужден сделать перерыв. Во время перерыва
