style="font-size:15px;"> – Защитники, скотинка бессловесная.
Солдатская секция и в комитете нет-нет да и подсунет словцо:
– Как там?
– Ждите, братцы. Газеты пишут, скоро-де немцам алла верды, тогда замиренье выйдет, и мы, как всесветные герои, мирно разъедемся по домам родины своей.
– Три года, ваше благородие, газеты рай сулят, а толку черт ма.
– Помни долг службы.
– Больно долог долг-то, конца ему не видать.
– Много ждали, немного надо подождать.
Тут у нас разговор глубже зарывался.
– Не довольно ли, ваше благородие, буржуазов потешать? Наше горе им в смех да в радость.
– За богом молитва, за родиной служба не пропадет.
– Надоели нам эти песни. Воевать солдат больше не хочет. Довольно. Домой.
Начальники свое:
– Расея наша мать.
Мы:
– Домой.
Они знай долдонят:
– Геройство, лавры, долг…
А мы:
– Домой.
Они:
– Честь русского оружия.
Мы в упор:
– Хрен с ней, и с честью-то, – говорим, – домой, домой и домой!
– Присягу давали?
– Эх, крыть нам нечем, верно, давали… – И какая стерва выдумала эту самую присягу на нашу погибель?
Оно хотя крыть и нечем, а к офицерству стали мы маленько остывать.
С горя, с досады удумали с соседними частями связаться. Набралось нас сколько-то товарищей, приходим в 132-й Стрелковый. Жарко, тошно. Солдаты и тут в нижних рубашках, распояской гуляют, а которые босиком и без фуражек.
– Где у вас комитет, землячок?
– Купаться ушли, а председатель в штабе дежурит.
Вваливаемся в штаб.
Председатель комитета, Ян Серомах, с засученными по локоть рукавами, брился стеклом перед облупленным зеркальцем, стекло о кирпич точил.
– Рассказывай, председатель, какие у вас дела?
– Дела, – говорит, – маковые…
И так и далее катили мы веселый солдатский разговор, пока Серомах не выбрился. Оставшийся жеребиек стекла он завернул в тряпицу, сунул в щель в стене и, обмыв чисто выскобленные скулы, поздоровался с нами за руки:
– Ну, служивые, вижу, вы народы свои, народы тертые, не дадите спуску ни малым бесенятам, ни самому черту… Гайда в землянку, чаем угощу.
Чаек, заваренный ржаными корками, пили мы вприкуску, с сушеной дикой ягодой, а ягоду Серомах насобирал, в разведку ходючи, и председатель рассказывал нам, как они своего полкового командира за его паскудное изуверство перевели на кухню кашеваром; как послали в корпусной комитет депутацию с требованием отвести полк в тыл на отдых; как на полковом митинге постановили чин-званье солдатское носить и фронт держать, пока терпенья хватает, а то срываться всем миром-собором и гайда по домам.
– По домам так вместе, – говорим, – и мы тут зимовать не
