неожиданно для самой себя, поэтому ей казалось, что она здесь случайно. Папа дружил с Юрием Викторовичем, доцентом кафедры общей химии в университете, а Юрий Викторович дружил с доцентом кафедры русского языка Игорем Сергеевичем. Игорь Сергеевич обещал попросить своего заведующего кафедрой, чтобы он, в свою очередь, попросил за Дашу на кафедре английского языка, чтобы он… и так далее, чтобы Дашу приняли в университет на филологический факультет. Кто-то заболел, сложная цепочка рассыпалась и не подлежала восстановлению. Тогда Папин друг Юрий Викторович веско произнес:
– Соня, я не советую тебе травмировать Дашу. На филфаке учится единственный еврей, внук профессора Рогинского. Не принять внука такого известного ученого просто не могли. Твой муж не профессор Рогинский, уж извини! Впрочем, как и я…
– Но Даша по паспорту русская, они не могут узнать… – Сонины глаза наполнились слезами.
– Сонечка, – вмешался Папа. – В анкете при поступлении отвечают, были ли твои родственники в оккупации, а уж национальность матери указывается в самом начале. У Даши нет никаких шансов. Вот и хорошо, просто замечательно. Пойдет ко мне в холодильный институт. И проблем с поступлением не будет.
Сонин опыт не оставлял ей места для наивного неведения, но когда дело касалось Даши, она, как маленький ребенок при игре в прятки, закрывала глаза, надеясь, что ее никто не найдет. У Папы тем более не возникало ни малейших сомнений в ином ходе событий, но, чувствуя неосознанную неловкость, он надеялся – вдруг произойдет чудо и полуеврейскую Дашу примут в университет. Тогда Соня будет счастлива. Трезвые, вполне справившиеся с жизнью люди, они оба немного закрывали глаза. Прикрыв глаза, Соня видела Дашу, а Папа – Соню.
– Я ненавижу твою математику. – Она так удивилась, что произнесла это без каких-либо эмоций.
– Ничего. – Папа был бодр и доволен. – Ты не идиотка, ты же моя дочь, справишься. Закончишь институт, я напишу тебе диссертацию, и будешь преподавать. Что может быть лучше для женщины!
Даша подумала, что Папа вовсе не расстраивается, а втайне радостно потирает руки.
Три дня Соня приходила с работы рано, минуя Гостиный Двор, ужинала и мрачно ложилась с книгой на диван. С Папой она беседовала очень холодно, пока Папа не погладил ее по голове, как маленькую, и не сказал:
– Сонечка, ты в самом деле надеялась на университет, да еще и на филфак? Я всегда знал, что будет именно так, просто не мешал тебе играть. Не заболей завкафедрой Игоря Сергеевича, в другом месте был бы сбой… Какой филфак евреям? Неужели жизнь тебя ничему не научила? И на нас с Юркой ты сердишься зря, он искренне пытался помочь, я вообще подозреваю, что профессор сразу отказал, а Игорь Сергеевич сослался на его болезнь просто из чувства такта.
– Мы же специально записали Дашу русской, мы же хотели, чтобы у нее не было таких проблем, как у меня, она такая способная девочка, – плакала Соня, горестно поджимая губы.
