физиологии. Сам император для реализации его проектов, изысканий и экспериментов дал зеленый свет!»
А чтобы у декана и куратора не возникло каких-либо недоразумений по поводу полномочий уникального ученого, все от того же вездесущего Винселио Грока пришла еще одна депеша. И там черным по белому маркиз указывал, что «следует оказывать любую помощь и максимальное содействие профессору Сартре во всех его деяниях и начинаниях».
То есть он сразу как бы становился по должности выше и ректора Кафедры, и военного куратора, а те переходили в его временное подчинение. Нонсенс, казус и парадокс в одном флаконе!
К счастью, прибывший три дня назад профессор только и удосужился изначально, что представиться ректору, куратору да нескольким коллегам. А все остальное время проводил в выделенной для него лаборатории. Ни с кем не общался, ни с кем не разговаривал и только настоятельно попросил его не беспокоить. То есть хлопот он вроде не создавал, но ведь какого дьявола, спрашивается, он тогда на Нирвану приперся? Еще и без всяких объяснений?
И вот теперь он сидит в удобном, огромном, но тем не менее очень уютном зале отдыха и запросто, можно сказать панибратски, беседует с Малышом! К чему бы это?
И о чем они могут вот так по-родственному беседовать?
«Может, и в самом деле родственники? – мелькнула догадка в мыслях Хайтека. – Или давно знакомы?» – И, подойдя ближе, он не нашел ничего лучшего, как спросить:
– Никак, вы старые друзья?
– Нет, – с честными глазами повернулся к нему Малыш. – Только что познакомились.
– А не поздно ли для посиделок, господин капитан? – перешел куратор на командный тон. – Завтра вам предстоит весьма тяжелый день.
– Мне не привыкать, господин майор, – последовал не совсем уважительный ответ. Но только Хайтек попытался надавить своими полномочиями, как раздраженным скрипучим голосом отозвался Сартре:
– Мы здесь по делу. И если понадобится, я освобожу завтра капитана от любых занятий или прочей муштры.
Еще и жест при этом сделал этакий нетерпеливый ладошкой. Мол, не мешай и сваливай отсюда. То есть научный гений нисколько не забыл, кто здесь главный, деликатничать не собирался и был готов сразу указать куратору на его место. Поэтому майору ничего больше не оставалось, как подавить свой гнев и, не роняя достоинства, оставить за собой хотя бы последнее слово:
– Тогда вся ответственность за усвоение учебной программы ложится на вас, господин профессор. График довольно жесткий и внеплановых выходных не предусматривает.
Он развернулся и двинулся дальше по залу, стараясь не реагировать на донесшееся ему в спину бормотание Сартре:
– Хорошо, хорошо, мы тут сами разберемся… – и уже почти заглушенные расстоянием слова, обращенные к Малышу при возобновившемся разговоре: – Но откуда у тебя уверенность, что
