пробиваться, – ответил он на собственный вопрос.
Ему не возразили. Командир отвечает за всё.
«Митчелл», словно диковинный инструмент, ввинтился в стену сплошной облачности.
Когда в справочниках говорится, что по пути между Чаунской низменностью и Черским практически нет больших высот, это не совсем так. Массив на водоразделе Баранихи и Малого Анюя имеет высоты около полутора километров, да и восточнее существуют хребты, способные серьёзно затруднить продвижение бомбардировщика средней дальности.
В любом случае командир старался удерживать самолёт на высотах более полутора тысяч метров, что, по его мнению, страховало его от столкновений с отдельно стоящими вершинами. Радиомаяк «Черского» в этот день не работал, и штурман вёл машину по счислению.
Неприятности с двигателем начались сразу после того, как самолёт перевалил из бассейна Баранихи в бассейн Малого Анюя. Левый мотор начал греться, и командир сбросил на нём обороты. Самолёт начал снижаться. Точных карт этого района в то время не было, и командир летел по крокам с приблизительно нанесёнными на них направлениями русел рек и отдельно стоящих вершин.
Облачность начала подниматься, в ней появились разрывы, но тут командир и штурман предположили, что они утянули слишком далеко к югу, и совместными усилиями откорректировали курс. Однако двигатель продолжал греться и в конечном итоге начал сбоить. Попытка компенсировать падение мощности за счёт другого двигателя привела к тому, что второй мотор также начал подавать признаки усталости. Наконец левый двигатель заглох, а правый продолжал работать с перебоями.
– Садимся на вынужденную, – принял решение командир и плавно повёл машину вниз, к руслу реки, в поисках подходящей косы для приземления.
Сесть они не успели. Правый двигатель чихнул и заглох, некоторое время было слышно, как пропеллеры в полной тишине рубят воздух. Командир пытался управлять планирующим аппаратом, но в конечном итоге бомбардировщик неуклюже зацепился брюхом за каменную россыпь на пологом склоне сопки, несколько раз подпрыгнул и с грохотом миллиона миллионов консервных банок протащился около сотни метров по заросшим стлаником валунам.
Командир, дико матерясь, отстегнулся от сиденья и выбрался наружу.
До «Черского», по самым оптимистичным прикидкам, оставалось больше шестидесяти километров.
При посадке все члены экипажа пострадали – понемногу и по-разному. Командир разбил лоб, штурман поранил руку, а бортмеханик Слепцов руку сломал.
Экипаж бродил вокруг самолёта и ругался.
Наругавшись всласть, командир остановился и присел на покрытый лишайником валун. Наступило время принимать решение, и решение это должен был принять только он.
Замечу, что, несмотря на должности и воинские звания, всем участникам лётного происшествия было от двадцати до двадцати шести лет. Самым старшим из них был
