был сейчас чувствовать. Отупляющая боль, которая не оставляла ни кусочка его кожи, его мыслей и чувств без внимания. Но несильная. Словно некто поджарил его, окунул в обжигающе холодную воду вперемешку с льдинками, избил тело тяжелым молотом, дал вдохнуть ядовитые испарения, напоил отравой и брызнул в глаза кислотой. А после этого дал обезболивающее.
Так не должно было быть. Но Субаху обрадовался. Это испытание. Он пройдет его, если надо, пройдет их много, но дойдет до самого конца. Лишь бы был путь.
Субаху закрыл глаза, ушел вглубь себя и продолжил медитацию. С болью не надо бороться. Пусть она борется сама с собой. Тогда и только тогда просветленный может чего-то достигнуть. Иначе, даже победив боль, он будет отброшен назад, к очередной череде реинкарнаций. Пусть боль победит себя сама. Дракон, кусающий свой хвост, – вот как сейчас Субаху представлял ее.
И когда, еще одну вечность спустя, боль ушла, она оставила после себя легкий привкус воспоминания и кусочек умиротворения. Словно некто, смертельно больной, умирающий, обрел мир и покой и отдал кусочек этого покоя юноше.
Субаху не стал отказываться. Он взял чужое умиротворение и добавил к своему. Теперь он стал еще ближе к цели.
Следующее испытание оказалось совсем простым. Напавший на него ракшас хотел заполучить его душу, но не выдержал сияния, что распространял Субаху вокруг себя. Не помогло даже то, что ракшас принял форму огромной гремучей змеи. Субаху сожрал его греховную душу, остановив ее дальнейшее падение в цепочке перерождений. Спас. Таким низким душам не надо перерождаться, они только добавляют свою боль и отчаяние в любой из миров, замедляя других на пути к нирване.
Теперь Субаху ждал. Следующего испытания, наверное? Раз полное, окончательное умиротворение еще не пришло, значит, путь не завершен. Он не знал точно, что должен почувствовать, когда достигнет нирваны, но в обычном мире этого не знал никто, так что незнание не пугало. Его вела уверенность в том, что уж нирвану-то он не пропустит.
Хуже всего оказалось само ожидание, а не испытания. Испытания позволяли действовать, и их результаты были измеримы. Победа, еще шаг вперед, исчислимый и понятный. А вот ожидание невозможно оценить. Посчитать. Поставить на полку в качестве трофея. И никто не скажет, когда оно завершится и завершится ли вообще. Поэтому через какое-то время каждое мгновение, каждый отдельный сегмент времени начинает казаться вечностью.
Только годами воспитанное терпение Субаху позволяло ему держаться. Долго. Сидеть и сидеть внутри сияния, пережидая вечность за вечностью, глотая их не пережевывая.
Пока он наконец не понял, что само ожидание и есть главное испытание, которое он должен пройти. И значит, если понадобится, он будет сидеть здесь бесконечно.
Монах был похож на Субаху. Только постарше, хоть и ненамного. Может, лет тридцати.
Гость сидел напротив лицом к нему в такой же позе для медитации. Но Субаху с удивлением, смешанным с удовлетворением, отметил, что сияние вокруг незнакомца значительно слабее, чем его. Да что там – сияния
