говорит мне, что эта особа здесь не просто так! Она явно ведет какую-то свою игру! И она совершенно непозволительным образом влияет на ее высочество. Вы видели, в каком виде Александра Михайловна разгуливает по саду? Это все влияние второй фрейлины! В Петербурге великая княжна никогда, ни за что не позволила бы себе ничего подобного! А этикет? Во что превратился этикет? Княжна недопустимо им пренебрегает! Недавно к нам приезжал английский консул, так княжна велела ему передать, что нездорова и принять его не может. А в то же самое время они со второй фрейлиной гадали по картам на будущее и… и хохотали так, что было слышно даже в саду! Смеялись как… как какие-нибудь простолюдинки! Воспитанные люди не должны громко смеяться! Я уж не говорю о том, что…
И она пустилась излагать длинный перечень грехов второй фрейлины, которая мало того что змея, читает вольнодумные стихи и романы, не подобающими для чтения девицами, но также злоумышляет на жизнь Голиковой и даже однажды подложила ей в постель живую мышь.
– Вдруг вижу, что простыня шевелится! И из-под нее показывается… серая голова с усами! И с розовым носом!
Алексей попытался представить себе реакцию Варвары Федотовны, когда та увидела мышь, но тут его воображение с позором выкинуло белый флаг и капитулировало.
– Скажите, дорогая тетушка, – промолвил он, прерывая негодующие излияния Голиковой, – какого вы мнения об этом Эльстоне?
– Проходимец, каких свет не видел, – ни мгновения не колеблясь, ответила почтенная дама. – Впрочем, вы сами легко сможете составить о нем свое мнение. Он собирался навестить княжну сегодня, – добавила она многозначительно.
– Очень хорошо, – сказал Алексей. – А на будущее, если вам понадобится управа на эту вторую фрейлину, можете смело обращаться ко мне.
– О дорогой племянник! Я всегда знала, что могу на вас положиться!
Однако, когда Голикова наконец скрылась за дверью, Алексей, бог весть отчего, почувствовал облегчение.
Настоящая горничная, русоволосая француженка Жанна, принесла цветы и поставила их в вазу, смахнула пыль со стоявших в углу фарфоровых безделушек и, повернувшись к monsieur l'officier[5], кокетливо спросила его, не может ли чем-нибудь еще быть ему полезной.
– Нет, мадемуазель, – ответил Алексей и вручил ей монету за труды. Девушка присела, стрельнула на прощанье глазами и исчезла.
В половине четвертого Алексей уже находился в гостиной. За минуту до того к дому подкатило щегольское тильбюри, и Каверину не терпелось увидеть лицо человека, которого ему, может быть, предстояло вскоре убить.
Подходя, он услышал два голоса. Один Алексей узнал сразу же – звонкий голосок великой княжны, которая говорила по-французски. Вторым был голос, показавшийся Каверину смутно знакомым. Молодой человек помедлил мгновение и широко растворил дверь.
Княжна Александра, в розовом платье и с белой розой в волосах, сидела на диване, а напротив нее, возле окна, стояла молодая особа с незабудковыми
Господину офицеру (
