или ничего не знал, или не видал. Словом, если бы не «макаров» с его отпечатками пальцев и не заведенное дело по розыску пропавшей, самым виноватым оказался бы я, потому что именно я пустил на этой даче кровь. К такому обороту мне было не привыкать, и не зря последние полтора часа в моем нагрудном кармане привычно работал диктофон.
С особым интересом лейтенант рассматривал мой нож – я его так и оставил окровавленным.
– У вас есть разрешение на холодное оружие?
Я вынул из бумажника сложенный, протертый по сгибам, листик – ксерокопию очередной нашей законодательной глупости или лени. На бумаге был изображен мой нож, и среди прочего значилось: «нож хозяйственно-бытового назначения». По нашим законам, нож может быть любого убийственного размера, но выступ, отделяющий лезвие от рукояти, не должен превышать полсантиметра. Мои ножи вообще не имели никакого выступа, а то, что они были предназначены только для полета, догадывался не каждый. В подтверждение, что нож этот «бытовой», в магазинах, где их продают, охотно выдают копию государственной экспертизы, с печатью.
Мент равнодушно просмотрел мою «ксиву» и вернул.
«Макарова» он поднял с пола как-то обыденно, без интереса, и бросил его в полиэтиленовый мешок.
– Лейтенант, мне надо отвезти ее домой, – сказал я. – У вас есть еще ко мне вопросы?
– Пока все. Вызовем.
– Ее друг, похоже, ни при чем.
– Разберемся. Укатывайте.
Я взял Таню за руку, и она послушно пошла за мной. Проходя мимо Гуталина, сидевшего с опущенной головой на ступеньке, она молча провела рукой по его черным взъерошенным волосам. Тот вздрогнул, поднял на нее глаза и виновато улыбнулся.
Я наклонился и шепнул ему на ухо:
– Ложись пока в больницу, а то затаскают. Там отлежишься.
– Какую? – оторопело посмотрел он на меня.
– Наркологическую, остолоп. На Варшавке, отсюда недалеко.
Мы с Таней вышли на улицу, где стоял мой мотоцикл. Я отдал ей свой шлем и затянул ремешок под подбородком. Она слишком послушно и вяло все это проделала, и мне это не понравилось. У такой молодой девчонки никогда не знаешь, что в голове, или в сердце, или где у них там бывает. Сбежать теперь от меня она вряд ли хотела, но взять да намеренно брякнуться с мотоцикла в таком состоянии – это запросто. Поэтому я внимательно посмотрел на ее хорошенькое грустное личико в громадном, не по размеру, шлеме и погрозил ей пальцем:
– Крепче держись, обхвати меня сзади руками. Упадешь – не на дорогу, а под колеса грузовиков или встречных машин. Размажут. Если умрешь сразу – считай, повезло. А если нет – всю жизнь в каталке и в мокрой постели, никому не нужна будешь. – Она с ужасом на меня посмотрела, поэтому я улыбнулся: – Ладно, извини, неудачная шутка.
Мы медленно катили по свободным воскресным дорогам, я поглядывал на безоблачное небо и раздумывал, когда лучше отправиться в отпуск, ведь работа уже сделана. Правда, очень хотелось задать Танечке несколько вопросов, и вообще не все было для меня ясно в этом деле, но на мотоцикле
