неловкости. «Какая одиозная личность», – пронеслось у нее в голове, но пронеслось настолько быстро и мимо, что уже спустя мгновение она растворилась в этой беседе, почувствовав, как ее ледяная маска дает трещинки и как ручьями стекает страх быть непонятой под натиском самых едких комментариев.
– Можно маленькую ремарку? – решила с улыбкой подлить масла в огонь Кати и, не дождавшись его согласия, выпалила: – Вы абсолютно не умеете делать комплименты.
– Права. Ладно, давай так – вот половина, – В. открыл кошелек и отсчитал двадцать пять стодолларовых купюр (в момент этого отсчета у Кати потемнело в глазах от чувства сбывающейся мечты), – машину можешь оставить здесь или привезти вечером, съездим к нотариусу, все оформим… Ты с учета ее сняла?
Кати отрицательно покачала головой.
– Я готова выписать генеральную доверенность с правом перепродажи. Как снимать с учета – я не знаю.
– Ладно, тогда вместе к нотариусу сгоняем. И… если хочешь – можешь исчезнуть с деньгами. Я ничего плохого тебе не сделаю. Номер мой у тебя есть. Позвони мне в шесть, если не исчезнешь, и скажи, откуда тебя забрать. А сейчас я побегу, – одним движением руки он подозвал официанта с алебастровой кожей и родинкой на правом веке и передал ему свернутую купюру. – Ты пока позови подруг и пообедайте. Все оплачено. Мне тоже когда-то было восемнадцать. И у меня не было денег даже на сигареты.
Кати даже не думала пропадать и обедать с подругами не стала – ей было стыдно проедать чужие деньги, и это чувство стыда за отсутствие собственных она еще долго не могла в себе побороть. Иногда ухажеры водили ее в кино, оплачивая билеты, на Восьмое марта дарили чайные розы или белые лилии, но никто и никогда не врывался вот так в ее жизнь и не давал ей возможности шиковать или даже просто наслаждаться обедом за чужой счет. Она тогда и подумать не могла, что можно довериться, принять помощь от мужчины – и он не потребует ничего взамен, а просто будет угождать из чувства заботы и сострадания. Нет, не из жалости, а из искреннего, пусть местами эгоистического и тщеславного желания облегчить чью-то долю, замолить былые грехи. В. не был озлоблен на жизнь. И всеми своими действиями показывал, что не боится доверять первым встречным. Или хорошо разбирается в людях. Он же знал, что Кати никуда не исчезнет. Откуда?
Она исчезнет потом. Но и об этом В., наверное, уже тогда догадывался, однако эти догадки не помешали ему совершать поступки, вдохновляющие Кати и заставляющие ее мечтать. И может, именно тогда в ее голову туманными и прохладными закоулками прокралась скромная, худенькая, практически анорексичная теория, что можно быть просто женщиной. Просто слабой. И просто быть.
И она молча протянула ему ключи.
– Даже если вы исчезнете, я не перестану верить в людей. И не объявлю машину в угон. – Кати достала из старой тряпичной сумки свидетельство о регистрации и паспорт транспортного средства. – Можете забрать меня с пятой линии. Дом 17. Тогда, когда вам будет удобно.
– Я заберу, но ключи и документы оставь у себя.
Кати ждала приезда
