отличная, как у Днепропетровских Морячков, которые напрочь глухие, но эта чечетка меня не возбуждала.) Мы изо всех сил старались ее не замечать. Звук выдвинул Игорька из его покоя, и он пришел на кухню. «Привет, Неуклюжина», – сказал Отец, потому что Игорек снова пал и снова осинил себе глаз, на этот раз левый. «Я бы тоже хотел поесть черный хлеб», – сказал Игорек, не глядя на Отца. Хоть ему всего тринадцать, почти четырнадцать, он очень сообразительный. (Ты единственный человек, для которого я это отметил. Пожалуйста, ни для кого больше это не отмечай.)
Надеюсь, у тебя все хорошо и у тебя в семье все здоровы и процветают. Мы стали совсем как друзья, пока ты был в Украине, да? В другом мире мы могли бы быть настоящими друзьями. Я буду с нетерпением ждать твоего следующего письма и с нетерпением ждать следующего раздела романа. Я чувствую, что обвязан необходимостью снова съесть кусок пирога позора (у меня в животе скоро не останется места) за новый раздел, которым тебя одаряю, но пойми, что я старался наилучшайше и сделал лучшее из того, что мог, что было лучшим из того, что я мог бы сделать. Мне это так емкотрудно. Пожалуйста, будь правдив, но также, пожалуйста, будь великодушен, пожалуйста.
Бесхитростно,
Александр
Увертюра к встрече с героем и потом встреча с героем
КАК Я ПРЕДВКУШАЛ, мои подружки очень огорчились, что я не окажусь с ними для празднования первого дня рождения новой конституции. «Ночь Напролет, – сказала мне одна из подружек, – как мне предполагается удовлетворять себя в твоей пустоте?» Я имел понятие. «Бэби, – сказала мне другая из подружек, – это нехорошо». Я им всем сообщил: «Если возможно, я был бы здесь, только с тобой, навеки. Но я мужчина горбатящий и должен идти, куда велит долг. Нам необходима валюта для знаменитых ночных клубов, да? Это ради тебя я совершаю вещи, которые ненавижу. Вот что значит любить. Поэтому не нервируй меня». Но для правдивости, я ни на малейшую долю не печалился отправляться в Луцк, чтобы переводить для Джонатана Сафрана Фоера. Как я упомянул раньше, у меня обыкновенная жизнь. Но я никогда не был в Луцке или какой-либо из многообразных миниатюрных деревень, которые сохранились после войны. Я жаждал увидеть новые вещи. Я жаждал объемистых переживаний. И я знал, что буду наэлектричен встречей с американцем.
«Тебе надо взять с собой еду для дороги, Шапка», – сказал мне Отец. «Не обзывай меня этим», – сказал я. «А также питье и дорожные карты, – сказал он. – До Львова, где на вокзале вы подберете еврея, ехать возле десяти часов». – «Сколько валюты я получу за свои труды?» – осведомился я,
потому что этот запрос давил на меня с избыточной силой тяжести. «Меньше, чем ты думаешь, что заслуживаешь, – сказал он, – и больше, чем ты заслуживаешь». Это меня очень занервировало, и я сообщил Отцу: «Тогда я, может, не хочу этим заниматься». – «Плевать я хотел на твои желания», – сказал он и удлинился положить свою руку мне на плечо. У меня в семье
