закричать: то ли ей тоже что-то приснилось, то ли она меня не сразу узнала. Но потом, поморгав, спросила:
– Ты что, плакал?
– А что, похоже? – Я сыграл удивление. – Нет, это со сна глаза красные… Нельзя спать на закате… Тань, ты едой займись, а я пойду дрова поищу.
– Правда, есть хочется. – Она потерла живот. Кажется, поверила… – Еще знаешь чего хочется? Вымыться… Ладно, я займусь едой…
…Хвороста тут хватало, как в любом неокультуренном лесу. Я приволок здоровенную охапку, а под мышкой – сухое деревце.
Консервы опять удалось сохранить. Больше того – на опушке Танька нарыла соль, там оказался солонец. В котелке она сварила рыбу, грибы пожарила на манер шашлыка, и довольно скоро мы ужинали.
– Я тебе готовлю, ты меня защищаешь, – негромко произнесла Танюшка. Я вскинул на нее удивленные глаза. Девчонка смотрела в огонь задумчиво и отстраненно. – Может быть, так все и должно происходить? – Она посмотрела на меня. – Завтра я тебе постираю, только ручей найдем подходящий.
– Постираешь? Мне? – Мне сделалось смешно. – Вот спасибо…
– Я серьезно, Олег, – сказала она. – Я же говорю: сейчас, хоть мы в ужасном положении, но, наверное, все, как должно быть: я стираю и готовлю, ты охотишься и защищаешь… – Она улыбнулась и безо всякого перехода тихонько запела…
А хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать?
А хочешь, я выучусь жить,
И будем жить-поживать?
Уедем отсюда прочь,
Оставим здесь свою тень.
И ночь у нас будет ночь,
И день у нас будет день.
Ты будешь ходить в лес
С ловушками и ружьем.
О, как же весело здесь,
Как славно мы заживем!
Я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть.
А детей у нас будет пять,
А может быть, даже шесть…
И будет трава расти,
А в доме – топиться печь.
И, господи мне прости,
Я, может быть, брошу петь.
И будем как люди жить,
Добра себе наживать.
Ну хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать…[5]
Сорока надоедливо стрекотала, перелетая с ветки на ветку. Она нагло держалась левее нас, на постоянном расстоянии в десять метров. Словно оповещала, негодяйка: люди идут!
Люди и правда шли. Точнее, мы не шли, а в основном прыгали. С кочки на кочку. С коряги на корягу. Некоторые опоры под ногой тонули… Рекорд поставила Танюшка, провалившись по бедра.
И откуда только тут взялось это чертово болото?! Деревья стояли голые, вымороченные, только у некоторых на самых верхушках сохранились зеленые метелки. Душила влажная жара, но, если нога проваливалась глубже, то ее тут же охватывал ледяной холод. Казалось, стылые иголки колют сквозь обувь и носок.
– Ну, сволочь… – процедил я сквозь зубы в адрес сороки.
Слова и музыка В. Долиной.
