па из арсеналов высшего этикета. – Сей человек, аколит Тьмы, имел дерзость войти в этот покой, расталкивая иных добрых студиозусов, и тщился пробраться без очереди! Когда же мы с этим добрым братом, – второй, не менее изящный жест в сторону веснушчатого парня, – попытались усовестить его, напал на нас. По счастью, наше – и этого доброго студиозуса тоже – умение остановило наглеца. Так это было, милорд ректор, в чём я, Эвенстайн из Бларри, что в северном Эгесте, ручаюсь своей благородной кровью и честью моих благородных родителей.
Конопатый «добрый студиозус» выслушал эту речь с разинутым ртом.
– Благодарю тебя, ученик Эвенстайн из Бларри, – ректор слегка склонил голову. – Имел честь в своё время знавать твоего благородного родителя…
– Вы оказываете нам честь этими воспоминаниями, милорд ректор…
– А ты что скажешь? – Ректор повернулся к веснушчатому.
– А-а, э-э-э, м-милорд р-ректор, так всё и было… ну, значить, как господарь Эвенстайн сказали…
– Зовут-то тебя как, добрый ученик?
– Бахмут я, ваша милость, Бахмут из деревни Петухи, уезд Смирра благородной Эгестской земли…
– Всё понятно, мой добрый Бахмут. А ты мне что скажешь? – Это уже было обращено к Фессу.
Неясыть успел заметить, что, осведомляясь у аколитов насчёт их имён, ректор слегка лукавил – их, само собой, он знал, они были на браслетах, и уж не ему с его магией было терять время на вежливые вопросы с ответами, если и впрямь требовалось что-то быстро узнать. Однако на его собственном, его, Фесса, браслете имени не было. Только разлитая по неведомому материалу чернота.
– Неясыть, – коротко сказал Фесс. Ректор поднял брови – как бы в изумлении. – Неясыть меня зовут. Не понимаю, в чём дело, милорд ректор, – я просто зашёл в это место посмотреть, туда ли точно меня послали; у меня и намерений не было куда-то вставать или что-то получать. Я шёл мимо, хотел увидеть всё собственными глазами, а тут… один за плечо стал хватать, эти двое в драку полезли. А я им отчётов давать не обязан.
Ректор поднял брови.
– Ишь ты… А почему же не спросил ни у кого?
– Мой цвет не слишком любим другими аколитами, милорд, не хотелось раздражать их понапрасну.
– И поэтому одному из них ты… ну да, сломал запястье, другому это едва не стоило целостности позвоночника…
– Я не применял против них магию, милорд. Только честные кулаки. А вот у этого, – Фесс кивком указал на конопатого Бахмута, – силы раза эдак в два побольше, чем у меня. Да и рука куда как потяжелее.
Фесс вывёртывался, обтекаемые фразы сами собой слетали с его языка, память, казалось, выуживала недостающие навыки прямиком из подсознания – но чувствовал себя воин, конечно же, скверно. Что на него нашло? Он ведь не был таким жестоким, он точно помнил это, не мог восстановить в памяти конкретные обстоятельства, но чувство – в нём он обмануться не мог. Он был бойцом,
