акомое чувство возникло в душе: ему не хотелось улетать. Даже недалеко, даже ненадолго. Он становился домоседом.
Вечно в дороге,
словно скиталец бездомный.
Беды-заботы,
все на путях-перепутьях.
Сколько же может
молодость ваша длиться?
Странника скоро
и вспоминать позабудут…[1]
В пути ожидались многочисленные остановки во всех живописных местах северо-западной Монголии. Что под этим подразумевалось программой круиза, Кратову было положительно неизвестно. При всем своем врожденном патриотизме он полагал, что более однообразных и унылых ландшафтов в мире не существует… хотя, если поразмыслить и поискать, в бесконечной Галактике существует все что угодно. К тому же, частые причаливания увеличивали и без того чрезмерно растянутое время полета. Лайнер двигался неспешно, как и подобало столь солидному сооружению: десять палуб, едва наполовину заполненных, с тремя танцевальными залами, тремя же ресторанами (один – для сугубо интимного общения в тишине, а двум другим, как утверждалось в рекламном буклете, приданы были для вящего украшения первоклассные варьете, «Чингиз-шоу» и «Пти Мулен Руж», – хотя вряд ли кто слыхал эти громкие названия за пределами монгольских степей) и немереным числом баров. А также с двумя бассейнами, один из которых для сугубой экзотики располагался на верхней открытой палубе и насквозь продувался атмосферными токами. Иными словами, пассажирам отводился разумный срок для наслаждения всеми прелестями увеселительного путешествия… Кратова это не очень устраивало: он давно отвык от долгих перемещений в замкнутых пространствах. Но перспектива пяти-, а то и шестичасового заточения в тесной кабинке легкого и стремительного гравитра его влекла и того меньше. Ему хотелось, чтобы вокруг были люди. Много незнакомых людей, которым до него нет никакого дела. И это тоже входило в число его новых душевных обретений.
Впрочем, в пределах Хакассии он твердо намеревался оставить гостеприимные палубы воздушного корабля и далее передвигаться все же исключительно гравитрами.
Глубокой, совершенно непроглядной ночью «огр» элегантно причалил к полыхавшей разноцветными окнами скучновато-типовой башне порта Убсу-Нур, что на берегу озера, носившего то же имя. Стоянка предполагалась непродолжительной – чтобы желающим хватило времени полюбоваться на бликующие под высокими звездами темные воды… Кратов накинул куртку и спустился на сухую стылую землю. Постоял у трапа, подождал – никто не явился. Было бы наивно рассчитывать, что все разрешится так просто и быстро… Для очистки совести он совершил паломничество к озеру, окунул пальцы в ледяную воду. Полюбовался на смутные очертания громоздившегося вдалеке хребта Танну-Ола. Потом скорым шагом обошел кругом весь порт и никого не встретил, кроме пары дремлющих с прикрытыми глазами верблюдов, жевавших выдранную из-под каменных стен колючку.
Ничего не произошло и в Шагонаре, и в трех других портах, названия которых Кратов не стал и запоминать. (А что, собственно, должно было произойти? Сказано было только: «Встретимся по дороге…» Дорога предстояла длинная. Вполне могло статься, что они разминутся. Трагедия небольшая. Тем более, что он боялся этой встречи никак не меньше, чем мечтал о ней!)
Наслаждаясь безраздельной праздностью, Кратов заглянул в пустой бар, где выпил предложенного ему печальным барменом фирменного коктейля «Развесистый саксаул». Коктейль сильно отдавал пыльной полынью. Возможно, саксаул на вкус был именно таков.
– Хотите анекдот? – с надеждой спросил бармен.
На вид ему было лет восемнадцать-двадцать, хотя в своем форменном лиловом сюртуке, галстуке «кис-кис» и пышных бакенбардах издали он вполне мог сойти за растленного содержателя притона. Наверное, он об этом не мог и знать, но на разбитной планетке Эльдорадо или вовсе уж инфернальном Тайкуне хозяева наркотических курилен выглядели именно так. Хотя вряд ли при этом они стали бы красить волосы в зеленый и желтый цвета…
Кратов отрицательно помотал головой. Ему хотелось только тишины.
– Сами, надо думать, тоже не расскажете… – проворчал юнец и, отвернувшись, включил видеосет.
Помещение сразу наполнилось дерганой, аритмичной музыкой. В клубах густого тумана извивались люди-драконы. Временами их флюоресцирующие конечности простирались за пределы экрана. Мордаха бармена сияла от удовольствия. Кратов допил свой «саксаул», спросил банку какого-нибудь светлого пива, тут же откупорил (это был его любимый «Улифантсфонтейн») и отправился путешествовать дальше.
В танцзале, под такую же непонятную и даже неприятную его слуху музыку, плавно двигались призрачные пары. Кратов, в своем простецком дорожном наряде, с недопитой банкой в руках, ощутил себя абсолютно неуместным и поспешил исчезнуть. Конечно, он мог бы без особого труда раздобыть подходящий вечерний костюм в каком-нибудь
Ли Паньлун (1514–1570). Пер. с китайского И. Смирнова.
