почему? – наконец, не найдя ничего лучшего, сказал он, чтобы оттянуть время. – Они что, не такие же врачи, как мы?
Как назло, ни с одним по-настоящему хорошим психиатром он лично знаком не был. У больничного специалиста он и сам бы лечиться не захотел.
– Ты знаешь, – в первый раз за весь их сегодняшний разговор во взгляде Тины появилась искорка интереса, – мне даже любопытно наблюдать за собой. Представляешь, иногда я вижу рядом с собой Чарли! Как раз перед самым твоим приходом…
– Видишь во сне?
– Да нет, это не сны. Я не могу объяснить то состояние, в которое временами впадаю: бред не бред, галлюцинации не галлюцинации… Романтичнее всего будет сказать – грезы наяву.
– Романтику в нашей профессии лучше отбросить, – заметил Барашков.
– Я знаю, – согласилась Тина. – Но ты тоже пойми, в психушку ложиться не хочется…
Аркадий Петрович был опытным человеком и хорошим врачом. Он многое понимал. И слова Тины его, в общем, не удивили. Он что-то вроде этого и ожидал, но этого и боялся. Под маской депрессии может прятаться весьма серьезное, опасное, уже изученное, описанное, классифицированное и совершенно не обязательно психическое заболевание, а что-нибудь совершенно другое. Какая-нибудь опухоль мозга… Необязательно злокачественная, может, и доброкачественная. А может, и не мозга, какого-нибудь другого органа. Или вообще не опухоль, а кальциноз сосудов… Болезнь Фара, например. А может, и вообще не быть ничего, просто невроз. И эти сердцебиения… Очень подозрительно.
Он начал снова.
– Замечательно, что у тебя ничего не болит, но выглядишь ты, прямо сказать, неважно, – осторожно сказал он. – Надо всесторонне обследоваться. Давай сначала обратимся не к психиатрам, а к терапевтам.
– Неохота и незачем. Надоело все. – Тине вдруг стало очень хорошо, легко. Она не стеснялась Барашкова. Ей даже понравилось, что он о ней заботится. Все, что было между ними раньше: флирт, кокетство, чувственность, – все ушло. Ей казалось, что вместо всего этого осталось глубокое ощущение родства, как бывает между супругами, прошедшими вместе длинный, тяжелый путь. Ей было безразлично, что он видит ее непричесанную, одутловатую, в застиранном старом халате, лежащую на не очень свежем постельном белье. «В таком равнодушии, – подумала она, – есть своя прелесть».
Барашков выглянул на улицу. Его машина стояла под окнами, ее мочил дождь.
– Дождь идет?
– Идет. – Аркадий отвернулся от окна и внимательно оглядел комнату. Видно, давно уже миновала пора, когда эта дыра была маленьким, но уютным гнездышком. На полу мелкий мусор, следы чьих-то ботинок. На подоконнике ни цветочка, ни листика. В старой люстре горит одна-единственная маломощная лампочка…
Тина откинулась на подушку.
– Как поживает твоя жена?
– Неплохо. Она с участка ушла. Окончила школу гомеопатов, теперь у нее кабинет.
