вместо обеда он сразу заснул.
А когда проснулся, было уже темно, часов девять. Саня застал мать за перетаскиванием вещей: она переезжала из единственной их комнаты на кухню, освобождая площадь для него.
– Умойся холодной водой, – скомандовала мама.
Он плескал в лицо холодную воду, пока не заныло в носу и не заболели зубы.
Мать уселась на стуле на кухне, указав ему на бывшее отцовское место.
Санька сел и, по обыкновению, уставился на свои руки. Так он сиживал не раз, когда родители песочили его за двойки или замечания в дневнике.
Мать сразу узнала эту позу.
– На меня смотри, – хмуро сказала она. – Хватит свои пальцы корявые разглядывать!
Саня поднял на нее глаза. Удивился, как же он не замечал, насколько она в последнее время похудела и осунулась. Особенно болезненной, беспомощной казалась ее тонкая шея – как у курочки, пальцами обхватишь.
Мать заранее подготовила свою речь.
– Ты знаешь, что нас теперь двое. На отца надежды нет. Становись в доме хозяином. Я перебираюсь на твое место, на кухню на диванчик, а тебе остается вся комната. И запомни: ты для меня теперь – взрослый человек. Воспитывать тебя я больше не буду: какой есть, такой, значит, уж уродился. Делать можешь все, что захочешь. Школу бросишь – ну что же, бросай: не всем же учеными быть. Дома не заночуешь – никаких вопросов… – Тут она сделала паузу, и, сменив тон, поправилась: – Только не забудь позвонить, сказать, чтоб не ждала, чтоб дверь на ночь запирала. С кем ты дружишь, кого в гости зовешь – все это твое дело. И взрослую жизнь свою сам решай как наладить. Ты уже большой, и я тебе не советчица. Все равно не послушаешь. Деньги буду давать тебе, сколько смогу, – на твои личные расходы, чтобы по приятелям десятки не стрелял. Работа у меня есть, а закроется магазин – пойду лестницы мыть, но ты у меня будешь всегда и сыт и одет.
Она сделала паузу. На этом список жертв, которые она могла принести сыну, заканчивался. В горле ее раздался какой-то странный звук, вроде всхлипа. И тогда она сказала:
– Только одно мне пообещай. Или нет, не обещай, а исполни. Одно-единственное. Не пей.
Она поставила локти на стол, сомкнула кисти рук. Зрачки ее расширились, голос задрожал.
– Помни, пить тебе нельзя ни капли. Такая у тебя наследственность. У меня дед из-за пьянки сел, а отец своего не дожил. И брат мается, и семья его мается. И твой отец ему под стать… Сопьется и помрет под забором. Сколько вокруг таких? Чуть ли не в каждой семье это горе. И потому у меня к тебе одна-единственная материнская просьба: не пей! Не пей, пока я жива. Дай себе зарок, а уж как меня не станет – тогда поступай как знаешь.
– Ну ма, ну что ты… – басовито промычал в ответ Саня. И замолчал. Да и что тут скажешь? Время слов закончилось, настала взрослая пора – время дел. С тех пор, когда его друзья собирались выпить, Санька мрачнел, каменел лицом, и на все предложения присоединиться к ним твердо отказывался. За это его в компании
