образом, что никто другой, как само же правительство, вместе с некоторыми газетами, в слепом озлоблении на «крамолу», подало повод к каламбуру, который и породил трагедию! Однако ж тенденциозность и лживость такого остроумного измышления были немедленно обличены вполне компетентным судьей в настоящем деле – газетой «Киевлянин»: оказалось, что слова «краморник» у Малороссов никогда и не бывало, а имеется слово «крамарь», которое означает торговца красным или мелочным товаром и никогда специально к евреям не прилагается: ни один крамарь из христиан тронут не был, и, наоборот, разорены дома шинкарей, откупщиков, банкиров-евреев, которых ни один малоросс никогда крамарями не называл и не назовет. Мы упомянули об этом каламбуре «Порядка» только для того, чтобы читатели сами сообразили: много ли правды можно ожидать в суждениях этой прессы по поводу последней народной расправы на нашем юге и юго-западе…
Теперь народная расправа с евреями, слава Богу, прекращена: началась другая расправа – административная, а также и еврейская расправа – с самим народом. Деятельно производится, частию уже и произведено следствие, творится суд, и результаты его настолько уже известны, что позволяют верную и беспристрастную оценку событий. Если «начальство» долго и упрямо, но совершенно неверно удерживало за ними скромное название «беспорядков», то также ошибочно другое выражение, пущенное в ход некоторой частью нашей печати и ее услужливыми корреспондентами, – «избиение евреев». Именно избиения-то и не было, – и это, конечно, в высшей степени замечательно. Можно даже удивляться такому самообладанию расходившейся, разнузданной, по-видимому, народной массы. Нельзя сказать, чтоб толпы были совсем безоружны: у них не было, конечно, огнестрельных орудий, но имелись и топоры, и ломы; они однако ж употреблялись только как орудия разрушения, а не убоя. Нам укажут, может быть, на два, на три отдельных случая избиения, но что значат эти два, три случая там, где таковых могли быть тысячи? Да и эти случаи были вызваны вооруженным сопротивлением самих же евреев; из которых многие запаслись револьверами, стреляли из них в толпу и приводили ее в раздражение. Евреев избитых, по всем данным, столько же, сколько и избитых евреями русских, если не менее.
Другая отличительная особенность этого движения – отсутствие грабежа. Это не был грабеж, это был разгром еврейского имущества, разгром дикий, насильственный, буйный, но бескорыстный: в этом его главная общая характеристика, которой не могут изменить некоторые случайные исключения. Грабили, – даже нельзя сказать, чтоб в том смысле, как этот термин понимается уголовным законом, а скорее: присваивали себе еврейское добро, уносили его к себе, – не те, которые производили разрушение домов, мебели, вещей, товара, а та толпа, та голь кабацкая, та нищая чернь, которая шла вслед за разрушителями и подбирала разрушаемое или выбрасываемое из окон. Сами же виновники разгрома, как это подтверждается достоверными свидетелями, не только не наживались еврейским добром, но даже рвали
