бы не изменилось. Мне было всего пять лет. Прекрати себя винить в ее смерти.
– А ты себя не винишь?
– Нет. Я даже ее не помню.
– Совсем?
– Совсем.
– Может это и хорошо. Ты была такой маленькой… И вдруг эта авария.
– Я спала, когда все случилось.
– Да. Я помню. Ты говорила.
– Мама умерла сразу. И давай не будем об этом говорить.
– Иногда надо, Яна…
– Только не со мной, пап. – Сухо отрезала я. – Сходи к психологу.
– Может и стоит, – снова вздохнул он. – Так что ты говорила про отпуск?
– Я бы хотела провести его с тобой. Конечно если ты не против?
В трубке повисла тишина. Папа не поверил ушам в то, что сейчас услышал.
– Я буду очень рад.
Его голос стал еще тише, и в нем послышались нотки беспокойства. Но я знаю, что он сейчас очень счастлив.
– Вот и отлично! – быстро проговорила я. – Тогда завтра подпишу заявление на отпуск и закажу билеты на самолет.
– Это хорошо, доченька… Хорошо.
В эту ночь мне снова приснилась мама.
Ее ласковый голос всегда успокаивал меня. А прикосновение теплых, заботливых рук я помню до сих пор. Слегка вьющиеся крупными локонами каштановые волосы. Глаза такие черные, что даже не видно зрачков. Мягкие движения хрупкого тела. А еще я помню ее запах. Это запах черничного пирога и крепко заваренного зеленого чая. Помню ее улыбку, которая завораживала так, что невозможно было отвести от нее взгляд. Но чаще всего я вспоминаю нашу последнюю встречу.
Скрежет метала… Кругом кровь… Ее последний вздох, который показался мне вечным, и который я ощутила всем своим хрупким телом. Вид потрескавшихся губ. И глаза… Стеклянные, словно у куклы. У них когда-то была своя жизнь, но за секунду вдруг все исчезло, и мир превратился в серую пыль, повисшую над маленькой девочкой.
– Я хочу взять отпуск, Александр Николаевич. – Заявила я Белову.
Мои слова застали его врасплох. Он не ожидал, что именно в этот момент, когда наши отношения только начали развиваться, я возьму и уеду. Его светлые брови сдвинулись к переносице. Голова лихорадочно переваривала информацию. Не очень-то он доволен. Трудно представить, как ему будет тяжело, эти две недели обходиться без меня. Кто будет исполнять его прихоти и желания? Кто будет выполнять работу так, как делаю ее я? Четырнадцать дней без секретарши – это то, же самое, что четырнадцать дней без правой руки.
Чиркнув зажигалкой, Белов закурил, вальяжно развалившись в кожаном кресле, словно барин. Синие глаза внимательно изучали меня. Губы плотно сжались в тонкую линию. Я встала перед ним, как провинившаяся школьница, и как обычно опустила глаза в пол. Мне даже стало трудно дышать. Но я все же выдохнула и чувствовала всем телом, нарастающее напряжение в воздухе. Ему хочется прикоснуться ко мне, хочется заставить, передумать о своем решением. Но давить на меня он не стал. Нет. У него есть другие методы
