Народ оцепенел от ужаса. – Спокойно, спокойно. Эвакуация – последнее средство. Ибо я, Алимантандо, собираюсь спасти этот город! – Он постоял пару минут, принимая овацию аудитории, и выскользнул прочь из трактира спасать мир.
Глава 17
Одну ночь и один день д-р Алимантандо исписывал стены погодной комнаты хронодинамическими символами. Поток логики зародился за три года до того в заднем левом углу кухни д-ра Алимантандо, перебрался через гостиную, столовую и холл, вскарабкался по лестнице, сбившись с пути, сделал небольшой крюк в спальнях номер один и номер два, пересек ванную, пробороздил стены туалета, одолел еще один лестничный пролет и достиг погодной комнаты, где зазмеился спиралью по стенам – один круг, второй, третий – выше, выше, пока в центре потолка не осталось пустое место размером с доллар.
Под этим местом сидел, обхватив голову руками, д-р Алимантандо. Его плечи дрожали. Дрожали они не от слез, а от злости, монументальной злости на глумливую вселенную, которая, как расфуфыренная танцовщица румбо в опиумном вертепе Белладонны, сбрасывает одежды слой за слоем – только чтобы в момент окончательного оголения погас свет.
Он сказал людям, что спасет их город.
Но не мог этого сделать.
Ему не давалась недостающая перестановка.
Ему не давалась алгебраическая формула, которая уравновесила бы пятнадцать лет исписывания стен на Дороге Запустения, и в Цзинцзян-сожэне, и в Универсиуме Льюкса – и свела бы все это к нулю. Д-р Алимантандо знал, что формула существует. Колесо должно вращаться, змей кусает себя за хвост. Д-р Алимантандо подозревал, что формула проста, но вывести ее не мог.
Он подвел себя. Он подвел науку. Он подвел людей. Сокрушительнейшая из неудач. Он научился заботиться о своих всей душой; именно такими он их видел – своими, детьми, которых, казалось ему когда-то, он не хочет. Когда они не нуждались в спасении, он их спас. Теперь их нельзя не спасти, а он бессилен.
Когда д-р Алимантандо это понял, у него как гора с плеч свалилась. Подобно зверю, что дерется, дерется, дерется до последнего, а потом, в пасти неизбежности, сдается смерти, д-р Алимантандо ощутил: злость выходит из него и из его дома, вьется по водосточным провалам в скалах и улетает в Великую Пустыню.
Было 06:06, утро понедельника, шестнадцатое число. Потрескивали газовые лампы, уже бились о стекла насекомые. В восточном окне д-р Алимантандо увидел Раэля Манделью, одиноко бредущего по своим утренне-шестичасовым рабочим делам. Эти дела потеряли теперь всякий смысл. Д-р Алимантандо должен спуститься с горы и велеть своим людям уходить. Он не желал прощения, хотя они его простили бы. Он желал только понимания. Крепко зажмурившись, д-р Алимантандо ощутил дующее из пустыни великое спокойствие, волну безмятежности, шедшую на него, через него. Утренний туман принес аромат растений и сырой, тучной земли, шоколадно-черной, плодородной, как царь Соломон. Будто бы звякнули китайские колокольчики, и д-р Алимантандо отвлекся от окон.
Он должен
