сказал он. – Чтобы я не беспокоился.
– Ладно, малыш. Может быть, чуточку.
Мать села рядом с ним, и они поели с одной тарелки. Каша была местами черная, но это же самое лучшее – подгоревший жир. Оставив на тарелке последний черный комочек, Рэндольф толкнул ее через стол.
– Я сыт, – сказал он и поднялся раньше, чем она успела возразить.
– Пора?
– А ты не слышишь?
– Что?
– Как скрипит левый сапог Герберта.
– Ты в самом деле это слышишь? А я нет. И… – Она остановилась, увидев, что он улыбается. – Дурачишься.
– Совсем чуть-чуть. – Рэндольф взял ружье и поцеловал ее в щеку. – Встречу ребят на дорожке. Доедай. – Он показал на последний комочек каши на тарелке и увидел, что мать плачет. – Все будет хорошо. Со мной идут Герберт и Чарли. У нас оружие.
– Ты же знаешь, что говорят об этом месте.
Ее глаза блеснули в тусклом свете, и в наступившей за ее словами тишине снег застучал сильнее по стеклу.
– Эти цветные – вполне приличные люди. Не думаю, что они нас обидят.
– Я не о них говорю, и ты это знаешь.
– Нам нужна еда.
– Знаю, что нужна. Но разве обязательно охотиться там?
Она выпрямилась, и в ней на мгновение проступила прежняя твердость. Рэндольф хотел ответить, успокоить, но они оба знали правду.
– Больше охотиться негде. Даже кроликов и тех почти не осталось, а ты знаешь, что говорят про кроликов. – Он думал, что шутка заставит ее снова улыбнуться или отчитать его за мальчишескую дерзость. Но ей было не до этого из-за голода и страха. – Дело не только в нас. Надо думать и о других.
Рэндольф имел в виду Чарли и Герберта, старых друзей, чьи семьи тоже голодали. В таком же положении был весь округ – из-за безработицы, бедности и холодной зимы, которая никак не кончалась.
– На болоте легко заблудиться, – сказала мать. – Некоторые возвращаются едва живые, полоумные, а другие до сих пор шарахаются от тени и рассказывают такое, что жуть берет.
– Знаю. Но со мной ничего не случится.
– Обещай, что будешь осторожен.
– Буду.
Она взяла его за руку. В кухне горел огонь, но рука у него все равно была холодная.
– Держись подальше от цветных. И берегись тонкого льда.
– Все промерзло. Никакого тонкого льда уже нет.
Он думал, что логика поможет, но в ее глазах и морщинках снова блеснули слезы.
– Чарли может заблудиться, – напомнила мать. – Он все время путается, а Герберт неловок с ружьем, так что держись позади него или сбоку.
– Знаю. Я о них позабочусь.
– И еще одно. – Мать сунула руку в карман фартука, достала латунную зажигалку и протянула сыну. – Твой отец принес ее с войны, и она была очень дорога ему. – Она поправила на сыне куртку, разгладила, обтянула. – На прошлой неделе я заправила
