до рассвета бродить, звука не выронив в ночь.Так мы украдкой любили друг друга, однако недолго:
Мать, дознавшись, дает волю словам и рукам,
Клином хочет вышибить клин, – но страсть от побоев
Только жарче горит, словно от масла огонь.
Вдвое безумней безумная страсть свирепствует в душах:
Не умеряется, нет, крепнет от боли любовь.
Ищет подруга меня, прибегает ко мне, задыхаясь,
Верит, что муки ее верность купили мою,
Напоминает о них, не стыдится разорванных платий,
Радостно чувствуя в них право свое на меня.
«Любо мне, – говорит, – за тебя принимать наказанье,
Ты – награда моя, сладкая плата за кровь.
Будь моим навсегда, не знай в душе перемены:
Боль для меня ничто, если незыблема страсть».
Так терзали меня любовные жгучие жала,
Я горел, я слабел и вызволенья не ждал,
Выдать себя не смел, молчаливою мучился раной,
Но худоба и тоска все выражали без слов.
Тут-то меня пожалел и пришел, жалея, на помощь
Ты, Боэтий126 знаток тайн, сокровенных от глаз.
Часто видя меня, томимого некой заботой,
А о причинах ее вовсе не знав ничего,
Ты угадал, какая болезнь меня обуяла,
И в осторожных словах горе мое приоткрыл.
«Молви, – ты мне сказал, – какой тебя жар пожирает?
Молви! назвавши беду, ты и целенье найдешь.
Вспомни: пока неведом недуг, невозможно леченье;
Злее земного огня злится подземный огонь».
Стыд мешал мне сказать о запретном, признаться в порочном;
Он это понял, но все смог прочитать по лицу.
«Тайной скорби твоей, – сказал он, – понятна причина;
Полно! от этой беды средство всесильное есть».
Пал я к его ногам, разомкнул стыдливые губы,
Слезно поведал ему все, что случилось со мной.
Он: «Спасенье одно – овладей красавицей милой!»
Я: «Боюсь овладеть – страшно обидеть ее».
Он рассмеялся в ответ и воскликнул: «О дивная нежность!
Разве царица любви может столь чисто царить?
Будь мужчиною, брось неуместную жалость к подруге:
Ты обижаешь ее тем, что боишься обид!
Знай, что нежная страсть не боится кусать и царапать,
Раны ей не страшны, краше она от рубцов».
Он посылает дары – и стали родители мягче,
И снисхожденью ко мне их научила корысть.
Жажда богатств слепа и сильней, чем семейные узы:
Стал родителям мил собственной дочери грех.
Нам дозволяют они наслаждаться лукавым пороком
И проводить вдвоем в радости целые дни.
Что ж? дозволенный грех опостылел, сердца охладели,
Стала спокойна душа, лень одолела недуг.
Видит подруга, что нет во мне желанного пыла,
И возмущенно идет, неповрежденная, прочь.
Сонм ненужных забот покидает воскресшую душу,
Видит здоровый ум, как он напрасно страдал.
«Слава тебе, чистота! – вскричал я, –
Боэтий (Боэций, ок. 480–524) – римский философ и государственный деятель.
