подвижный, смуглолицый, с толстыми губами, крупными белыми каннибальскими зубами и глазами, сиявшими в минуты радости, он, судя по всему, соблазнил не одну сговорчивую царскосельскую девицу» – предполагает знаменитый французский писатель, Гонкуровский лауреат Анри Труайя, автор двухтомной биографии Пушкина (1946), только недавно появившейся в русском переводе17.
Когда 19 октября 1828 года лицеисты первого выпуска собрались на свой традиционный праздник, Пушкин вел шуточный протокол их встречи. Он перечислил присутствовавших и назвал их школьные клички, последним в списке значился: «…Пушкин – француз (смесь обезианы с тигром)»18. Тот же лицеист С. Комовский в своих воспоминаниях пояснял, что «по страсти Пушкина к французскому языку <…> называли его в насмешку французом, а по физиономии и некоторым привычкам обезьяною или даже смесью обезьяны с тигром»19 (что вызвало сердитую ремарку М. Яковлева: «как кого звали в школе, в насмешку, должно только оставаться в одном школьном воспоминании старых товарищей». Впрочем, и он тут же подтвердил, что Пушкина «звали обезьяной, смесью обезьяны с тигром»)20.
Юный Пушкин в неоконченной лицейской поэме «Бова» (осень 1814 года) восклицал, обращаясь к своему кумиру:
О Вольтер! о муж единственный!
Ты, которого во Франции
Почитали богом некиим,
В Риме дьяволом, антихристом,
Обезьяною в Саксонии! (I, 64)
А почти через десять лет, в черновиках III главы «Евгения Онегина», под портретом Вольтера, появится автопортрет, явно стилизующий сходство Пушкина с великим французом21.
Ю.Н. Тынянов полагал, что у Пушкина в годы учебы было даже три клички: «француз», «обезьяна» и «тигр». В известном тыняновском романе две последние объясняются тем, что Пушкин имел склонность к прыжкам, грыз перья и, «когда он сердился, его походка становилась плавная, а шаги растягивались»22.
Ю.М. Лотман, ссылаясь на выражение Вольтера «смесь обезьяны и тигра», показал, что оно означает просто «француз» – именно в таком смысле этот фразеологизм получил распространение23.
Однако кличка «обезьяна» была, по-видимому, широко известна и вне лицейского круга, она постепенно стала соотноситься лишь с внешностью поэта и в этой связи использовалась мемуаристами, в том числе и из дружеской поэту среды. Вот, например, дневниковая запись Долли Фикельмон, относящаяся к декабрю 1829 года: «Пушкин, писатель, ведет беседу очаровательным образом – без притязаний, с увлечением и огнем; невозможно быть более некрасивым – это смесь наружности обезьяны и тигра; он происходит от африканских предков и сохранил еще некоторую черноту в глазах и что-то дикое во взгляде»24.
О сложившемся стереотипе, связанном с кличкой «обезьяна», говорят и другие мемуарные свидетельства. М.И. Осипова, дочь Прасковьи Александровны, вспоминала: «Я, бывало, все дразню и подшучиваю над Пушкиным; в двадцатых годах была мода вырезывать и наклеивать
Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М.–Л., 1935. С. 733.
А.С.Пушкин в воспоминаниях… Т. I. С. 69.
Там же. С. 119.
А.С. Пушкин в воспоминаниях… Т. II. С. 140.
