так толком и не прочитал. Проблема публикации старообрядческих памятников была уже обозначена, и работы первых апологетов XVII века издавал Н.И. Субботин. Соловьёв не упоминает, повторюсь, ни одного старообрядческого сочинения, ни посланий, ни челобитных, ничего… Он их и не знал. Его статья – отвлеченное умствование. Он нашёл особый историософский ракурс, но опирался на избитые и расхожие миссионерские охранительские клише (одно из них априорная виновность старообрядцев – «раскольников»), не сумел от них уйти.
Ложная методология повела в тупик и Соловьёва, и Аксакова. А это не второстепенные публицисты, тот и другой. Ошибкой было заданное идеологическое устремление обличить одних, обелить других.
Чтобы понять русское православие, трагическое разделение единого народа, церковную трагедию XVII столетия, необходим надёжный компас. Без него нельзя ориентироваться в русском океане, невозможно его измерить. Я повторю слова о необходимости параллельного, сопоставительного, изучения русской церковной истории, ново- и старообрядческой. Всё это наше.
Мне вспоминаются слова одного второстепенного героя из «Жизни Клима Самгина», Безбедова: «И не воспитывайте меня анархистом, – анархизм воспитывается именно бессилием власти, да-с! Только гимназисты верят, что воспитывают – идеи. Чепуха! Церковь две тысячи лет внушает: “возлюбите друг друга”, “да единомыслием исповемы” – как там она поёт? Чёрта два – единомыслие, когда у меня дом – в один этаж, а у соседа – в три!»
А ведь он прав.
Меня однажды спросили: какие перспективы у старообрядчества? Я не знаю. А какие «перспективы» у христианства вообще, играет ли оно в обществе, в конфликте бедных и богатых, какую-то роль?..
Перспективы у того, кто сгладит эти социальные противоречия. Кто поставит себе целью преодоление человеческого небратства. И, как хотите, эта задача, её решение, лежит в том числе через преодоление материального неравенства. Чтобы вступить в общину, первые христиане продавали земли и клали вырученные деньги к ногам апостолов. Вспомним историю из пятой главы «Деяний» об Анании и Сапфире, утаивших часть имущества для себя. Они внезапно умерли. Их поступок толкуется как грех лжи по отношению к Богу. Иоанн Златоуст добавляет к нему сребролюбие и «принятие сатанинских желаний», увеличивая тем самым его тяжесть втрое. Но почему-то понятие это, небратство, небратолюбие, всегда куда-то ускользает из церковного лексикона. Пока церковь служит кесарю, а кесарь – своим «друзьям», не Богу и не России, а «суете своей», никаких перспектив у неё нет.
– Ну ладно. Братство. Да. Об этой абстрактной идее можно рассуждать очень долго и пространно. А что сейчас-то делать, вот прямо здесь и сейчас?
Я тоже задаю себе этот вопрос.
Есть одно дело, которое по силам всякому.
Повествуя о своих мытарствах и ссылках, Владимир Короленко написал рассказ «Яшка». В коридорах очередной тюрьмы
