кровь, запахло горелым мясом; копьё всё глубже вонзалось в тело Мики. Он так крепко впился зубами в кусок дерева, что, казалось, челюсть вот-вот сломается, – но ничто не могло унять эту боль. Боль, которая проникала прямо в сердце; жгучая, сверлящая, дикая. Боль, которую не вынести.
Челюсть разжалась; палка вывалилась и со стуком упала на пол. Но Мика этого уже не услышал.
Глава шестнадцатая
Мика снова оказался на равнине; перед ним стояла Серафита…
Её глаза – два бездонных чёрных омута – были широко распахнуты от удивления. Как Мика и надеялся, она забежала на конюшню проведать своего жеребца Пешнега. Первый раз Мике удалось подкараулить её одну с тех пор, как он увидел тот поцелуй на балконе хозяйского дома.
После работы он прокрался на конюшню и больше трёх часов прождал на сеновале в надежде поговорить с ней. И когда он услышал громкие шаги во дворе, он мигом скатился с лестницы и очутился возле стойла Пешнега.
От её красоты у него перехватило дыхание. От одного лишь взгляда на Серафиту от мог лишиться дара речи и предстать перед ней полным дураком и косноязычным мямлей.
Серафита покраснела; нежно-малиновый румянец расцвёл у неё на щеках и залил тонкую шею. Её блестящие чёрные волосы были распущены и струились по обнажённым плечам: вместо костюма для верховой езды Серафита была одета в облегающее платье, усыпанное сверкающим жемчугом. На груди её поблёскивала брошь с вздыбленным жеребцом, обрамлённым драгоценными камнями.
– Серафита! – сказал Мика; он знал, что говорить надо шёпотом, но с трудом сдерживался. – Мне нужно было увидеть тебя. Ты как будто избегаешь меня после праздника. Разве ты не слышала, как я кричал совой под твоим окном? Каждое утро, каждый вечер я прячусь на сеновале – но ты посылаешь конюхов ухаживать за Пешнегом. Это совсем не похоже на тебя, Серафита…
Но она молчала и будто бы приросла к полу: глаза широко распахнуты, рот открыт, на прекрасном лице – паника.
– Серафита, – продолжал Мика; и тут он на одном дыхании выпалил все слова, которые хотел сказать ей эти четыре долгих дня: – Кто был с тобой на балконе вашего дома? И почему ты целовала его? Серафита?..
Мика мучительно переживал, что не может унять дрожь в голосе; в горле стоял ком.
– Серафита, пожалуйста… Скажи что-нибудь…
Он сделал шаг в её сторону и был потрясён, заметив, что она вздрогнула. Только тогда он оторвал взгляд от её лица и посмотрел через её плечо на дверь конюшни.
Там на фоне вечернего неба вырисовывались два силуэта. Когда они вошли в конюшню, Мика сразу узнал их и чуть не лишился чувств.
Тот, что пониже ростом, был одет в богатый бархатный плащ с большим меховым воротником и шёлковый головной убор. Это был отец Серафиты. При виде Мики его маленькие крысиные глазки заблестели от гнева, а крылья острого носа задрожали от отвращения. С другой стороны к Серафите приблизился красивый молодой человек, которого она целовала; он взял её под руку и начал поглаживать, успокаивая.
