Геда, раскрыл книгу на первой попавшейся странице и, завывая, как самый маститый литератор, прочёл: —
«Варвара Васильевна! Любезная моя Басенька, первый и последний раз я обращаюсь к Вам столь вольно…
– Отчего же, пан Тадеуш? – тихо переспросила Варвара Васильевна, перебирая пальцами своими кисти вишнёвой шали.
– От того, – горло Хабровича перехватила спазма, и он замолк, страдальчески глядя на предмет чувств своих, – от того, ненаглядная Варвара Васильевна, что Вы рождены в дикой стране, растоптавшей и поработившей мой бедный край. Чувства мои к Вам сильнее смерти, что неизбежно ожидает меня в конце пути моего, но долг велит мне быть с теми, кто гибнет за свободу моей Польши.
Увы, нас слишком мало, чтобы победить, но смерть наша не будет напрасной. Те, кто из страха либо же корысти мирятся с чудовищем у своего порога, услышат его рёв и поймут, что рано или поздно будут пожраны сами, как пожрано моё несчастное Отечество. Пусть страх за собственную жизнь принудит их сделать то, что они не сделали во имя сострадания к ближним своим!..»
Чёрт бы его побрал!.. Скотина! – Геннадий размахнулся и зашвырнул книгу далеко в пруд. Полетели брызги. – Сожалею, что не могу запороть этого субчика на конюшне, как пристало обитателю варварской страны!..
– Зверь! – Княжна, подобрав сиреневое платье, подбежала к берегу. Вода была на диво прозрачной, но привыкший бросать мяч кавалергард отправил чудиновское творение слишком далеко.
– Брось, Зюка. – Геннадий зло рассмеялся. – Не всплывёт, уж больно переплёт знатен! Пусть карпы читают, авось духом возвысятся… А Варвара точно из ума выжила, такое привечать!
– Просто ты не знаешь, – Зинаида бросила тоскливый взгляд на ставшую вновь зеркальной озёрную гладь и вернулась к брату, – наша Варвара в девичестве любила одного шляхтича…
– Вот тебе и чай с конфектами! – присвистнул великий князь. – Николай свет-Леопольдович, поди, рассказал?
– Он же мой крёстный, – улыбнулась Зюка. – А шляхтич тот служил в гвардии, был весьма недурён, только связался с Радживоллом.
– Надеюсь, его расстреляли? – Лицо брата вновь стало злым.
– Разве что во Франции… Он бежал в Париж, прислал Варваре посвящённый ей полонез, а потом бог его знает. Может, и погиб, там как раз смута началась.
– Занятно было бы, если б субчик сей по аристократизму шляхетскому своему фонарь парижский украсил, только, боюсь, выкрутился и к Буонапарте пристал, благо тот сволочь со всей Эуропы присобрал. Ладно, будем надеяться, наш любовник замёрз в страшных русских лесах… Лехам, им не привыкать.
– Варвару жалко. – Замёрзший ли, нет ли субчик княжну не занимал. В отличие от замужества без любви.
– О да, – хмыкнул Геннадий Авксентьевич, – безутешную девицу выдали за остзейского мерзавца, в придачу до мозга костей верного присяге. Право,
