все-таки подождали, пока он помрет?
– Пошел к черту!
– Так просто вам не отделаться, сэр. Нет, сэр, этого мало. Ведь вы задолжали гораздо больше и мне, и тому джентльмену из казино Флинта.
Генри ускорил шаг. Чтобы шляпу не снесло ветром, ему пришлось ухватиться за тулью. Он побежал к ближайшему углу. Судя по громкому стуку подошв, Шарплс не отставал. Впереди, в туманной мгле, не было ни души. Свет из открытой двери заведения Флинта уже не доходил сюда.
Он понял, что Шарплс нагоняет. Рука скользнула в карман. Нож. Генри медленно вытащил его и крепко сжал рукоять.
Шарплс вцепился ему в плечо.
– Похоже, вас нужно проучить, сэр. Долги надо отдавать, сэр, – произнес ублюдок.
Генри резко развернулся, ударил Шарплса коленом, и тот зашатался, теряя равновесие. Шелк его плаща поблескивал во тьме, и Генри прикинул на глаз, где под плащом находятся ребра. Промашки быть не должно. Нож на удивление легко вонзился в плоть. Сверкнули белые зубы – Шарплс разинул рот в немом крике.
– Я же сказал тебе, кретин, отвяжись от меня! Генри вытащил нож и ударил снова. На этот раз он услышал, как лопнул шелк, и, дрожа, отступил.
Пошатываясь, Шарплс сделал несколько шагов, упал на колени, ткнулся лбом в асфальт и мягко завалился на бок. Тело его обмякло и осталось лежать неподвижно.
В темноте Генри не видел лица Шарплса. Он видел только распростертое на земле тело. Леденящий холод ночи парализовал его. Стук сердца отдавался в ушах – точно так же, как тогда, в египетской усыпальнице, когда он смотрел на лежащее на земляном полу тело мертвого Лоуренса.
Ладно, ну его к черту! Почему он не отстал? Ярость привела Генри в чувство. От холода затянутая в перчатку правая рука не разжималась, в ней по-прежнему была стиснута рукоять ножа Генри медленно поднял левую руку, сложил лезвие и убрал нож в карман.
Потом огляделся. Темно, тихо. Лишь откуда-то с отдаленной улицы доносилось негромкое урчание автомобильного мотора. Из какого-то дырявого водостока сочилась вода. Над головой слабо светилось небо цвета серого шифера.
Генри присел на корточки, протянул руку к мерцающему во тьме шелку плаща и, стараясь не дотрагиваться до расползавшегося на ткани большого влажного пятна, залез во внутренний карман. Бумажник. Толстый, набитый деньгами.
Он даже не стал проверять его содержимое. Вместо этого засунул бумажник в свой карман, туда же, где лежал нож. Потом поднялся, выставил вперед подбородок, уверенно зашагал прочь и даже начал насвистывать.
Позже, устроившись на заднем сиденье уютного кеба, Генри взял бумажник в руки. Три сотни фунтов. Ну что ж, неплохо. Он смотрел на пачку мятых банкнот, и постепенно им овладел ужас. Генри не мог ни двигаться, ни говорить. Когда он все-таки выглянул из маленького окошка кеба, то увидел лишь грязное серое небо над крышами унылых многоквартирных домов. Радости не было, ничего не хотелось, казалось, что ничего уже не будет, кроме беспросветной, безнадежной тоски, которую он испытывал.
Три сотни фунтов.
