Я не собираюсь замуж!
Кэтрин подумала, что с таким нравом найти мужа действительно будет непросто.
Коронация прошла с немыслимым размахом, казалось, Мария норовит затмить все предыдущее, виденное лондонцами, чтобы выкорчевать из их памяти прежних королев.
Но для Елизаветы самым страшным явилось не это намерение старшей сестры, хочет блистать, пусть себе… Хуже, что Мария стала требовать от нее присутствия на католических мессах. Нельзя сказать, что тогда Елизавета была столь же твердой протестанткой, сколь Мария паписткой, но нажима на себя она уж, конечно, не потерпела, потому чем больше давила старшая сестра, тем сильнее внутренне склонялась к вере своей матери младшая. Но жертвовать своей головой не спешила, поэтому сделала вид, что подчиняется и одновременно горячо умоляла отпустить ее в любимый Хэтфилд, подальше от королевского двора.
Конечно, о желании держаться подальше речи не шло, но это явно подразумевалось. Поскольку такая просьба отвечала и желаниям Марии, которой было уже не под силу ежедневно видеть молодую и полную жизни младшую сестру как напоминание о собственных немалых летах, Елизавету отпустили в ее имение. Мария сумела удержаться от того, чтобы последовать совету противников Елизаветы и вообще заключить ее в Тауэр или выдать замуж за кого-нибудь уж очень далекого. Для Тауэра вины у младшей сестры не находилось, подвергать ее опале было опасно для собственного положения на троне, протестантская Англия этого не простила бы, а выдать замуж прежде собственной свадьбы означало унизить саму себя. Пусть поживет в захолустье, – решила Мария. – Пройдет время, и вина найдется.
Она оказалась права, при желании вину всегда можно найти, даже если ее нет в помине. Елизавета была виновата перед королевой уже самим фактом своего существования, тем, что ради ее матери король Генрих когда-то развелся с матерью Марии! Этой вины вполне хватало, а найти ту, за которую последует плаха, дело времени.
Нет, даже отъезд в Хэтфилд ее не спас. Елизавета могла уехать в любую глушь, зарыться с головой в хэтвилдские сугробы, залезть в мышиные норы старого замка, ее все равно вытащили бы на свет!
Ее именем был организован новый заговор, и никого не волновало, желает ли она сама быть заговорщицей. Елизавета могла стать королевой, следовательно, нашлись те, кто пожелал таковой ее сделать, но при этом став королем. Согласие самой принцессы мало волновало заговорщиков, они были убеждены, что, почувствовав вкус власти, вчерашняя незаконнорожденная согласится на все. Пока не согласна? Это только пока… Тем послушнее будет потом.
Потом были мрачные закрытые покои Уайт-холла, где ее допрашивали час за часом, день за днем, пытаясь выдавить (хорошо хоть не выбить!) признание, что знала о заговоре и действительно была его центром. Это было время на самом острие ножа, скажи она лишнее даже не слово, а один звук, и участь решена. Мать Елизаветы Анну Болейн запросто казнили за подозрение в измене королю, дочь обвиняли в организации заговора против законной королевы.
– Томас
