в окно на летящий снег и восхищенно провожали взглядом пушистые снежинки. Быть может, последние настоящие снежинки в этом году.
Он смотрел на свет в окнах и вспоминал, как ему было страшно и одиноко в детстве, когда мама покидала его, и как он считал минуты до ее возвращения. Он вспоминал, как все изменилось теперь. Как он проводил вечера у компьютера, а мама молча упрекала. Как он месяцами стремился поговорить, но не находил слов, а иногда у него и вовсе пропадало желание говорить, ведь он знал заранее – не поймет. И хотелось вернуть все назад. И хотелось тепла, так хотелось! Но…
Человек шел, вглядываясь вдаль, снег засыпал его следы.
Почему ты не хочешь быть счастливой
Мне приснился сон. Я бродила по торговому центру, наполненному манекенами, расставленными в хаотичном, случайном порядке. Мне казалось, что это люди, и что они мне знакомы. Под резким мигающим светом их лица нервно дергались, и шевелились складки одежды. Я то протискивалась сквозь толпу, через лес негнущихся рук и неповоротливых тел, то бросалась к кому-то, хватала за лацканы пиджаков и за длинные рукава платьев, я кричала «Помогите!». Безответно. Я видела среди них своих друзей. И каждый раз, чувствуя, как к горлу подступает огромный ком, начиненный горячими иглами слез, с непривычным для самой себя гортанным стоном, я крепко хватала их, обнимая, сталкиваясь с ними неуклюже телами. Я шептала неразборчиво, плакала, кричала, захлебываясь и содрогаясь, в их лица: «Помогите! Мне так больно, я не могу так больше! Что же мне делать?» И кто-то смотрел на меня недоуменно, кто-то давал советы, но во сне я не могла разобрать звука, сопряженного с шевелением губ, как будто я утратила способность слышать. Иногда я слышала нелепые и неожиданные фразы. Кто-то смотрел жалостливо, участливо, но только разводил руками… Иные молча отворачивались, и кто-то делал вид, что мы не знакомы. Они не могли мне помочь, свою боль могла приручить только я сама, и я знала. Знала, но от одинокой борьбы самой с собой было еще больнее.
Покинув светящейся аквариум, наполненный дремотной праздной суетой, ежась под всепроникающим ветром, я упрямо шагала под слякотным вечерним небом, усилием воли сохраняя безмолвие. Я не могла сказать точно, смогу ли еще когда-нибудь хотя бы улыбнуться. Возможно, я смогу превозмочь себя и запрятать вопль, рвущийся из души, куда-то, откуда он перестанет подкатывать к горлу. Когда-то я научусь снова говорить. И возможно, даже растягивать губы и обнажать зубы. Будет ли это не похоже на гримасу паралитика? Не знаю. Я замерла. Последние лучи солнца, прорезали черный купол листвы, сходящихся вдаль придорожных деревьев, и яркие мазки красок легли на блестящую испарину дороги. Я впитывала теплые брызги счастливых мгновений, провожая солнце, как ближайшего друга, сучком встряв поперек бурного русла людской реки. Навстречу мне плыли нелепые люди. Какие странные. Все они были опечалены, изнурены и также беззвучны.
