быстро приближались, но Фриц уже теперь не слишком их боялся; численное преимущество противника было тотчас сведено к нулю доской, оказавшейся в его могучих руках. Он бросился навстречу той паре, что была ближе, и обратил их в паническое бегство, и тут же повернулся к тем, двоим, дышавшим уже ему в затылок. Схватка была короткой: через минуту его преследователи валялись на земле сбитые мощными ударами доски. Они, конечно, кричали свое «именем закона», на что Фриц не обращал ни малейшего внимания, поскольку те были в штатской одежде и он их принял за соперников по линии Гортензии. На самом деле это были агенты, которые должны были схватить беглецов, как только несчастные вылезут за проволочное ограждение. И тут, в самый неподходящий момент, появилась прекрасная кухарка, опоздавшая, как и положено настоящей даме на несколько минут. Фриц, естественно, бросился к объекту своих страданий и поспешил увести его со столь неподходящего для интимных встреч места. Доска была отброшена, поскольку ему хотелось иметь руки свободными для объятий. Этой грубейшей ошибкой тут же воспользовались его противники; перегруппировавшись, они вчетвером навалились на толстяка, скрутили и, несмотря на яростное сопротивление, надели на него наручники.
Но потом на суде им так и не удалось доказать его вину; Фриц нанял адвоката, который оказался довольно сообразительным. Он разыскал и представил в качестве свидетельницы некую Гортензию Боулл, кухарку исправительного заведения, которая под присягой подтвердила, что назначила обвиняемому свидание именно на это время и в том месте, где его схватили, что могли бы подтвердить множество свидетелей.
Познек утром появился с огромным синяком под глазом – прощальный удар Толстого Фрица, тем не менее, на эту ночь было намечено устроить ему темную. Но грянули события, напрочь отодвинувшие намеченный план по наказанию провокатора.
Утром весь личный состав выстроили на плацу, чтобы убедиться, не сбежал ли кто-нибудь в эту бурную ночь. Убедились, что все на месте, тем не менее, отменили ремонт насыпи и усадили всех латать дырявые мешки. Заключенные потихоньку переговаривались, и стража не обращала на это должного внимания; все были взволнованы ночными событиями. Дыру в заграждении не заделывали; был звонок, что о раскрытой попытке уже известно в главке и теперь ожидали кого-то из Феса. Проверяющий явился в полдень, когда начальство пребывало в послеобеденной сиесте, и во дворе никого, кроме полусонного дежурного. Представительный мужчина, несмотря на жару, был в плаще, шляпе, очках и даже в легком шарфике. Все уже знали: в связи с попыткой побега к ним прибыл следователь из центра.
– Больной, наверное, – обсуждали его наряд заключенные, – или может сам преступник? гляди, шарф на подбородок напялил, да еще темные очки нацепил.
Инспектор осмотрел дыру, возле которой уже стоял часовой с винтовкой и отправился к конторке. У каторжан был сейчас законный получасовой перерыв. Оболенцев некоторое время пристально вглядывался в эту нелепую
