полагаю, излишне. Могу лишь добавить, что выдумано здесь гораздо меньше, а из первоисточника взято гораздо больше, чем может показаться.
Моя неизменная благодарность: Елене Михайлик, которая все знает о елизаветинцах и рассказала мне историю Энтони Спарка, Наталии Ипатовой – за внимание к историям, Александру Певзину – за беседы о кондотьерах и всем, кто поддерживал этот замысел.
Торжествующая Лукреция
Перечитывая «Лукрецию», довольно слабую поэму Шекспира, я подумал: что, если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? Быть может, это охладило б его предприимчивость, и он со стыдом принужден был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публиколане взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те.
Грань первая: Клото
Никто не ожидал, что уличные бои в Риме продлятся долго. В прошлый раз, когда свергли старого Сервия Туллия, все кончилось быстро. Зять царя, Луций Тарквиний, сбросил старика со ступеней сената, а дочь царя, Туллия, завершила работу мужа, переехав родителя колесницей. Народ немного пошумел и разошелся.
В этот раз, когда тело Секста Тарквиния проволокли за колесницей и сбросили с Тарпейской скалы, кое-кто ожидал, что будет так же. Тем более, что Секст был даже не царь, а сын царя. Но нынче в Риме жило гораздо больше народу, чем в прошлое царствование. Неизвестно, желал ли Луций Тарквиний войти в историю под прозвищем Тарквиний Строитель, но строительство в городе он затеял грандиозное: от храма Юпитера Капитолийского до Большой Клоаки. А это значило, что в город прибыло множество каменщиков, плотников, землекопов и прочего люда из разных племен Италии. Они были вечно недовольны, не ладили между собой и с коренными римлянами, и им нужен был только предлог, чтобы схлестнуться. И это только плебеи! Сенат, у которого нынешний царь отнял большую часть привилегий, точил зубы на военный совет, который эти привилегии получил. И у тех, и у других были свои приверженцы… а то, что завезли для великих строек, годилось и на то, чтобы сражаться, либо гореть и освещать сражения, когда наступит ночь.
Пожары были видны и в храме Доброй Богини. Там в эту ночь не спали. Не было ни обычных служб, ни радений. Молитвы – да, были. Но большей частью не пред алтарем, но в тишине.
Женщины, сидевшие в гостевых покоях, если и молились, то про себя. Отблески пожаров перебегали по мраморным плитам пола. Стояло молчание. Младшая из женщин, впрочем, имела чем себя отвлечь. Она сматывала в клубок шерсть – занятие более приличествующее рабыне, чем благородной патрицианке, коей она несомненно была. Старшая, опустив на лицо покрывало, сложила морщинистые руки на коленях. Вбежавшая девица в платье храмовой прислужницы остановилась на пороге, тяжело дыша.
– Что тебе? – спросила верховная жрица – а старуха была именно ею. Покрывало отодвинулось, открывая костистый нос и черный блестящий глаз.
– Domina, пришел принц Луций Юний…
Жрица Доброй Богини, оживившаяся, казалось, при слове «принц», скривилась:
– Что нужно от нас этому Тупице?
Она вовсе не бранилась. Это прозвище настолько прилипло к племяннику царя, что стало восприниматься как часть имени. Этим он отличался от прочих родичей. Сыновья Тарквиния считались буйными, склонными к диким выходкам, но в уме, пусть извращенном, им никто не отказывал. А племянник Луций Юний, сын царевой сестры, слыл слабоумным.
Тупицей.
– Он сказал, что хочет видеть молодую госпожу…
– Зачем?
– Говорит, скажет только ей…
– Что он замыслил?
Молодая женщина поднялась со скамьи, небрежным движением отбросив клубок. В полумраке ее лицо казалось очень бледным, однако не было на нем ни тени страха. Оно казалось лицом статуи, но не заморских греческих мастеров, а одной из тех, что ставят в своих храмах этруски.
– Узнать это просто, – сказала она. – Стоит только спросить.
– Не надо, Лукреция. Возможно, он пришел ради мести. Вспомни – он двоюродный брат Секста.
– И моего мужа.
Это была правда. Луций Тарквиний Коллатин также был в родстве с правящей семьей. Кроме того, он дружил с Тупицей.
– Ты думаешь, его прислал Коллатин?
– Это возможно. Я выйду к нему и спрошу.
– Будь осторожна, дочь моя. Царская семья не почитает исконно римских святынь. А с Тупицы станется свершить злодеяние и в святилище.
– Не беспокойся, госпожа – Она усмехнулась, и сходство с этрусскими статуями стало еще сильней. – Я сумела отразить нападение в собственной спальне, отражу его и в храме.
Жрица хлопнула
