моей камеры разгорелся спор между заключенным и охранниками. Они спорили о температуре в блоке, и мы прекрасно понимали, что этот спор бессмысленный. Но заключенного было уже не остановить.
– Вы, американцы, даже если бы я относился вам как к людям, вы бы все равно не уважали меня! – кричал он.
– Мы можем разобраться по-хорошему или по-плохому, – отвечали охранники.
Я старался не обращать внимания на их разговоры и всю ночь слушал сильный ветер, продувающий камеру насквозь. В это же время я мечтал об очередном драматичном побеге.
Здание было таким крепким, что я вообще не слышал звуков шторма. С самого утра по лагерю ходили слухи о заключенных, которых собираются увозить. По слухам, появился план, по которому меня должны были переселить к марокканцу Абдулу Латифу Назиру и алжирцу Суфьяну Бархуми. За последние несколько лет мы слышали уже столько слухов, которые так и остались слухами, что уже научились не верить им и не радоваться раньше времени. На этот раз все было иначе.
Днем меня ожидала интересная новость. Главным в лагере была назначена новый офицер. Она только заступила на пост, и я еще не успел повидаться с ней. Она прошла мимо моей камеры, посмотрела на меня и широко улыбнулась. Такую улыбку я не видел уже очень много лет.
– Вы же знаете, что скоро уезжаете отсюда? – сказала она. – Это было лучшее из возможных знакомств с новой Организацией исламского сотрудничества: я заступаю на пост, а вы уезжаете домой.
Меня перевели в другой блок. Я встретился с представителями Международного комитета Красного Креста, которые официально заявили, что меня должны доставить домой. Правительство Соединенных Штатов дрожит от одного только упоминания об освобождении заключенных, поэтому они используют слова «доставлять» и «переставлять», как будто мы посылки или беженцы. Язан, представитель Иордании, которого я знал по предыдущему составу делегации МККК, спросил, согласен ли я на перевозку в Мавританию. Я ответил, что согласен на любую предложенную перевозку, процитировав название известной песни «Куда угодно, лишь бы подальше отсюда». На следующий день мои адвокаты Нэнси Холлендер и Тереза Дункан позвонили мне из Соединенных Штатов, чтобы подтвердить новость. Только после этого я смог сказать себе: «Теперь это официально, я покидаю эту тюрьму после стольких лет боли и унижения».
– Завтра у вас «Золотая встреча», – сказала офицер, когда я вернулся в камеру после телефонного звонка. Она все еще улыбалась.
«Золотая встреча» проходит в «Золотом доме» – здании, построенном для допросов. Поначалу допросы были не такие уж и плохие по меркам Гуантанамо. Мы отвечали на всевозможные вопросы ФБР, ЦРУ и американской службы разведки. Но в 2003 году здание отремонтировали и стали использовать для пыток, как «Коричневый дом» и «Желтый дом». Именно в этом «Золотом доме» я, закованный в наручники, провел множество бессонных ночей, дрожа от холода. Я поедал бесчисленное количество сухих пайков и слушал гимн США раз за разом. Кусты
