а вовсе не борьбой за темные или светлые идеалы.
Давным-давно Мурген научился во сне покидать свою бренную плоть. Способность эту он сохранил, но, увы, она была ослаблена сверхъестественными условиями его заключения. Даже в качестве призрака он не может самостоятельно выбраться из пещеры старцев – его непременно должна вызвать оттуда Сари – или другой некромант, знающий, где он находится.
Дух Мургена – превосходный разведчик. Вне нашего круга никто, кроме Душелов, не способен обнаружить его присутствие. Благодаря Мургену мы узнаем все замыслы врагов – разумеется, тех из них, кто настолько могуществен, что их замыслами стоит интересоваться. Это достаточно сложный процесс, он имеет ряд ограничений, но все же Мурген едва ли не самое мощное наше оружие. Без него мы бы попросту не выжили.
А Сари сегодня почему-то совсем не желает вызывать его.
Одни боги знают, как это трудно – сквозь года и невзгоды пронести свою веру. Многие наши братья утратили ее и ушли, затерялись в объявшем империю хаосе. Некоторые, возможно, снова воодушевились бы, добейся мы достаточно громкого успеха.
Сари пришлось в жизни тяжко. Она потеряла двоих детей – такую боль матери нелегко снести, даже если она никогда не любила их отца. Его она потеряла тоже, но от этой утраты страдала мало. Никто из помнивших этого человека не сказал о нем доброго слова. Вместе со всеми нами она терпела лишения в осажденном Джайкуре.
Может быть, Сари – и все нюень бао – чем-то страшно разгневала Гангешу. Или этот бог со слоновьими головами любит шутить злые шутки со своими приверженцами. Кина уж точно потешается, когда ее розыгрыши заканчиваются смертью ее же фанатиков.
Гоблин и Одноглазый обычно не присутствовали при явлениях Мургена. Сари не нуждалась в их помощи. Ее мастерство было ограниченным, но сильным, а эти двое только и способны, что мешать, сколько бы ни тужились вести себя прилично.
Однако на этот раз наши ископаемые оказались здесь, и я сделала вывод, что затевается нечто необычное. До чего же они стары! Наверное, уже и счет годам потеряли. Держатся только благодаря своему мастерству. Одноглазому, если Анналы не лгут, уже далеко за двести, а его «юный» друг моложе меньше чем на век.
Оба они, мягко говоря, ростом не вышли. Оба ниже меня и никогда не были выше, даже задолго до того, как превратились в иссохшие ходячие мощи, что случилось, наверное, в пятнадцатилетнем возрасте. Я даже представить себе не могу Одноглазого молодым. Должно быть, он родился уже старикашкой и в этой дурацкой шляпе – второй такой же уродливой и грязнющей на всем белом свете не сыщешь.
Может, Одноглазый только благодаря этой шляпе и прожил столь долгий век? Может, это такое проклятие? Шляпе он служит конем и потому не может умереть?
Заскорузлый смердящий кусок войлока полетит в ближайший костер еще до того, как тело Одноглазого перестанет содрогаться в смертных конвульсиях. Все ненавидят его шляпу.
Но
