откидывая полог палатки.
«Dolmetscher[2], – сообразил Юрген, – так даже лучше, будет время подумать, прежде чем отвечать на вопросы».
В палатке у дальней стены – походная кровать, аккуратно заправленная, справа – лежанка из еловых веток, на которых лежали тощий тюфяк и одеяло. От них исходила тошнотворная вонь, забивавшая запах веток. Небольшой раскладной стол, раскладной стул с брезентовым сиденьем и два чурбака, заменяющих табуретки. Майор показал на них рукой и подошел к стопе лежащих один на другом чемоданов с грубыми металлическими уголками. Сквозь прорехи грязно-коричневого дермантина просвечивала фанера, у ременных ручек с одной стороны были приделаны металлические ушки, замкнутые навесным замком, с другой – белели нанесенные мелом цифры. Майор выдернул чемодан с цифрой 2, поставил его на верх стопы, достал ключ, отомкнул замок, откинул крышку.
Чемодан был забит картонными папками с тесемочным завязками. Когда майор, порывшись в чемодане, достал одну из них, Юрген углядел напечатанную надпись: «Личное дело. Хранить вечно». Еще что-то было написано от руки над тонкими горизонтальными линиями, этого Юрген уже не смог прочитать. Майор раскрыл папку, быстро проглядел лежавшие в ней бумаги, что-то написал, пристроив папку на чемодане. И лишь вновь заперев замок и положив ключи в карман, он оборотился, наконец, к Юргену.
– Имя? – спросил он.
– Юрген Вольф, – ответил Юрген.
– Name? – одновременно с ним произнес сержант.
«Черт подери! – воскликнул про себя Юрген. – Подумал, называется».
Майор не заметил оплошности. Сержант же был занят вписыванием имени в протокол допроса.
– Рядовой, – сказал майор.
– Soldat? – сержант добавил вопросительной интонации.
«Ein, zwei, drei», – отсчитал про себя Юрген и ответил:
– Mannschaften.
– Рядовой состав, – перевел сержант.
Так дальше и протекал допрос.
– Часть? – спросил майор.
– Пятьсот семидесятый испытательный батальон, – не стал запираться Юрген.
– Что такое испытательный?
– Himmelfahrtskommando[3], – ответил Юрген и пояснил: – Strafbataillon.
Тут майору даже перевода не потребовалось.
– У вас тоже есть! – оживился он. – Состав? Проштрафившиеся военнослужащие?
– Есть и такие. Я не такой. Я в тюрьме сидел. Рабочий.
– Противник нацизма? – майор Яхвин все больше воодушевлялся. – Коммунист?
Противник ли он нацизма? Юрген никогда не задумывался над этим. Вернее, он никогда не ставил перед собой этот вопрос в такой прямолинейной простоте. Да, он не заходился криками восторга на нацистских парадах, не вопил истошно «Хайль Гитлер!», ему претила навязчивая нацистская пропаганда и он ненавидел гестапо, отобравшее у него отца и высосавшее все жизненные силы из матери. Но он не был противником этой системы, ведь противник – этот
Переводчик (нем.)
Команда вознесения, смертники (нем.)
