за лесом. Близко.
– Боярин, садись в сани! Коней своих привяжем позади. Довезем Максима Сергеевича до его невесты.
– Тятьку, тятьку возьмите! – не своим голосом крикнул парень.
– Возьмем, не бросим при дороге… Эхма, мои лошадушки!
Григорий взял возжи в руки, тряхнул ими, и тройка понеслась.
– Знаешь, боярин, ты останься в Черном Броде.
– Зачем?
– С такою раною тебе покой да уход нужен.
– А ты не останешься?
– Нет. Я и ночевать в панском доме не буду.
– Что так?
– Так, не с руки.
– Далеко ты едешь?
– Сам не знаю. Еду туда, где пошумней, полюдней, где людей ратных побольше.
– Зачем это тебе?
– Эх, друг! Есть у меня думушка, да не пришла пора открывать ее! Жизни сердце мое просит такой, чтоб дух захватывало! Или даром я учился? Или мозгов у меня мало, что должен в серости век свой коротать? Нет, товарищ! Не таковский я! Мне бы царством править, мне бы полки водить, а не так вот, в черном теле пребывать. И буду полки водить, буду!
Продрогшие кони, пугаемые завыванием волков, неслись с быстротой ветра. Лес все больше редел. Еще немного, и глазам путников представилась уходившая вдаль снежная, облитая лунным светом равнина.
Григорий встал и хлестнул по лошадям. Кони наддали. Снежные хлопья из-под копыт били в лицо едущим.
Григорий стоял и помахивал вожжами. Глубокая дума виднелась на его некрасивом лице. Грудь неровно поднималась. Павел Степанович смотрел на него и думал:
«Ну, брат! Вон ты каков! Не ожидал!»
Черное пятно показалось вдали на белом фоне снега. Можно было неясно различить крыши изб и темную массу какого-то строения, стоявшего в стороне от изб.
– Черный Брод? – спросил Григорий парня. Тот молча кивнул головой.
– Усадьба? – опять спросил спутник боярина, указывая на темневшееся строение.
Парень снова кивнул головой.
Григорий остановил тройку и выпрыгнул из саней.
– Прощай, боярин!
– Ты куда же? Хоть бы доехал до деревни.
– Я полями наперерез скорее доберусь.
Григорий ловко вскочил на коня.
– Прощай, приятель, коли так. Свидимся ль? – проговорил Белый-Туренин.
– Свидимся! Верно свидимся, если живы будем. Только я тогда вряд ли буду простым Григорием.
– А кем же будешь?
– Кем? – усмехаясь, промолвил Григорий. – Быть может, царем! Ха-ха! Прощай!
– Прощай!
Боярин шевельнул вожжами. Тройка понеслась. Он глядел в ту сторону, где виднелась быстро уменьшающаяся фигура скачущего на своем «степняке» Григория.
«И хороший он парень, а мозги у него, кажись, немного не на месте», – думал Павел Степанович.
Его дорожный спутник казался уже темною точкою. Вот и точка пропала. Белый-Туренин оглянулся
