ответ:
– Роберто Льямас.
– Как всякий потомственный воин, считает крестьянский труд ниже своего достоинства, – неодобрительно добавил Торнгрим и толкнул дверь.
Внутри жилище Великолепной Семерки больше походило на образцовый лазарет. Как уже знал Элмар, все члены группы, кроме мага и мистика, пострадали в бою, и только гному хватило четырех дней, чтобы оклематься после контузии. Все пространство большой комнаты было перегорожено самодельными ширмами, дабы хворающие герои не мешали друг другу. Элмар при своем росте мог легко видеть поверх перегородок и сразу заметил, что Гиппократу пришлось хуже всех. Кентавр беспокойно метался во сне, хрипло дыша и иногда срываясь на стон. Человеческая грудь была перебинтована во всех мыслимых направлениях, а конские бока судорожно вздымались и опадали, как у загнанной лошади.
– Гиппократ поправится, – тихо сказали где-то под левым локтем Элмара, и принц-бастард, обернувшись, поспешил поздороваться с главным лицом в этом лечебном заведении. Жюстин слабо улыбнулась в ответ и добавила: – А вот что мне делать с Савелием, когда настанет полнолуние, просто ума не приложу. Кость должна быть зафиксирована неподвижно, а лубки свалятся, как только он обернется. На человека ведь сделаны. И эти два депрессивных мистралийца… я их нарочно положила вместе, чтобы друг за другом присматривали, но все равно боюсь – вдруг сговорятся.
Из-за дальней перегородки донесся не очень внятный, но такой знакомый сердитый голос:
– Левым ухом я все слышу!
Или челюсть сломана, сообразил Элмар, или в лицо ранен… Потому и не хотел, чтобы его видели… Дурень, да что б ни случилось с его лицом, разве Ольга может разлюбить из-за такой ерунды? Она к Шелларовой физиономии за один вечер привыкла, а он ведь был ей тогда совсем чужой…
– Поговори с ним, – шепнула Жюстин и тихонько подтолкнула первого паладина под локоть. – Может, он тебя послушает.
Все еще недоумевая по поводу услышанного, Элмар вошел в закуток, отгороженный для двух мистралийцев, и с одного взгляда понял, что ничего полезного сказать все равно не сможет.
Слишком хорошо он знал, каково быть живым наполовину. Не имеет значения – на верхнюю или на левую…
И, что еще хуже, Кантор знал, что он знает. Даже не соврешь ничего.
Зачем было так напиваться в первую ночь весны? Если бы он тогда промолчал… может, было бы что сказать теперь?
Левый глаз Кантора смотрел на гостя с унылой досадой.
– Как ты догадался искать здесь? – невнятно пробормотал мистралиец, левой рукой придерживая правую половину рта.
– Шеллар велел проверить, – честно ответил принц-бастард, оглянулся, куда бы сесть, и опустился прямо на пол, скрестив ноги по-варварски.
Ответной реплики он не разобрал. Кажется, это было ругательство.
Льямас молчал и честно притворялся спящим.
– Диего,
