писателем и парикмахером? Кто тебе запрещает писать?
Мальчик всхлипнул.
– Никто не запрещает, – сам себе ответил Слотченко. – Во всяком случае, пока. Смотря что напишешь. Ты будешь стричь талантливых людей, сильных людей… частица их силы будет передаваться тебе. Ты будешь тренироваться… ведь до сих пор ты раздваивался не нарочно, так? Это получалось само собой?
– Я не хотел, – прошептал Свирид.
– Именно так. А со временем захочешь – и сможешь. И пойдешь в коридор, который тебе больше понравится. И все остальные отправятся туда за тобой.
Свирид набрался храбрости и спросил:
– А что происходит с первым коридором?
Слотченко вскинул жидкие брови:
– Кто ж его знает? Он сам по себе… Там всё идет, как шло…
– Но я же там остаюсь? Я видел себя…
– Остаешься. Но это уже другой ты. Какое тебе дело до того, другого? Ему сейчас, может быть, голову отрывают – ты разве чувствуешь?
– Нет.
– Ну вот, – удовлетворенно кивнул Николай Володьевич и взялся за машинку.
Свирид смотрел на себя в зеркало – носатого, с оттопыренными вдруг ушами, красного и заплаканного.
Однако он понял, что парикмахер не собирается причинить ему зло. Уверенности прибавилось, и он задал вопрос более отчаянного свойства:
– А вы? Вы тоже были там, в квартире. Почему вы не помешали мне? Ведь вы пришли… и там вы не были парикмахером…
Слотченко глубоко вздохнул и на миг прекратил работу.
– Во-первых, был. Совмещал. Во-вторых, я был не против того, что ты сделал. Твои родители мне симпатичны. Их пришли арестовывать…
– А если бы я ничего не сумел?
– Тогда и я бы не стал, – признался парикмахер.
– Но ведь они вам симпатичны…
– Не настолько. К тому же не забывай: в том колене… на той коллатерали они провинились, они оказались врагами. Не просто врагами – американскими шпионами.
– А здесь они не враги?
– Пока таких сведений нет, – сурово ответил Николай Володьевич. – Освежиться не желаете, молодой человек?
Свирид и сам не знал, желает ли он освежиться. Наверное, следовало соглашаться, потому что одеколоном пропахла не только парикмахерская, но и весь Дом офицеров от подвала до чердака – Свириду почему-то казалось, что это так. Хочет ли он приобщиться к этому Дому, сделаться его частицей? Не особенно. Но в предложении Слотченко слышалось, скорее, не дежурное приглашение, а желание испытать. Отказ, пожалуй, навлечет на Свирида немилость.
Он согласно кивнул. Послышалось дробное шипение, и резкий запах тысячекратно усилился. Шею и затылок Свирида приятно защипало.
– Молодец, – похвалил его парикмахер и ловко распеленал.
Свирид не решался встать с кресла. Он догадывался, что разговор еще не окончен. В предбаннике по-прежнему было
