style="font-size:15px;"> Джон Дж. – первый Джон Дж. – пришел сюда после распада городов, после того как человек раз и навсегда отказался от этих берлог двадцатого века, избавился от древнего инстинкта, под действием которого племена забивались в пещеру или скучивались на прогалине в лесу, соединяясь против общего врага, против общей опасности. Инстинкт этот изжил себя, ведь больше не стало врагов и опасностей. Человек восстал против стадного инстинкта, навязанного ему в далеком прошлом экономическими и социальными условиями. И помогло ему в этом сознание безопасности и достатка.
Начало новому курсу было положено в двадцатом веке, больше двухсот лет назад, когда люди стали переселяться за город ради свежего воздуха, простора и благодатного покоя, которого они никогда не знали в городской толчее.
И вот конечный итог: безмятежная жизнь, мир и покой, возможные только тогда, когда царит полное благополучие. То, к чему люди искони стремились, – поместный уклад, правда в новом духе, родовое имение и зеленые просторы, атомная энергия и роботы взамен рабов.
Вебстер улыбнулся, глядя на камин с пылающими дровами. Пережиток пещерной эпохи, анахронизм – но прекрасный анахронизм… Практически никакой пользы, ведь атомное отопление лучше. Зато сколько удовольствия! Перед атомной печью не посидишь, не погрезишь, любуясь языками пламени.
А этот склеп, куда сегодня поместили прах отца… Тоже часть – неотъемлемая часть – поместного уклада. Покой, простор, сумрачное благородство. В старину покойников хоронили на огромных кладбищах как попало, бок о бок с чужаками.
«Он никуда не ходит».
Так ответил Дженкинс священнику.
Так оно и есть на самом деле. А для чего ходить куда-то? Все, что тебе нужно, тут – только руку протяни. Достаточно покрутить диск – и можно поговорить с кем угодно лицом к лицу, можно перенестись в любое место, разве что не телесно. Можно посмотреть театральный спектакль, послушать концерт, порыться в библиотеке на другом конце света. Совершить любую сделку не вставая с кресла.
Вебстер проглотил виски, затем повернулся к стоящему возле письменного стола аппарату.
Он набрал индекс по памяти, не заглядывая в справочник. Не в первый раз…
Пальцы нажали рычажок, и комната словно растаяла. Осталось кресло, в котором он сидел, остался угол стола, часть аппарата – и все.
Кресло стояло на горном склоне среди золотистой травы, из которой тут и там торчали искривленные ветром деревца. Склон спускался к озеру, зажатому в объятиях багряных скал. Крутые скалы, исчерченные синевато-зелеными полосками сосен, ярус за ярусом вздымались вплоть до тронутых голубизной снежных пиков, вонзивших в небо неровные зубья.
Хриплый ветер трепал приземистые деревца, яростно мял высокую траву. Лучи заходящего солнца воспламенили далекие вершины.
Величавое безлюдье, изрытый складками широкий склон, свернувшееся клубком озеро, иссеченные тенями гряды…
Вебстер сидел в покойном кресле и смотрел, прищурившись, на вершины.
