заткнутая белая салфетка, на круглощеком румяном лице сияла улыбка, а в руке был бутерброд, который человек дожевывал на ходу. Это и был режиссер Кабаков.
– К вам, Антон Иванович! – прогремел на все фойе Карабас.
Антон Иванович глянул на Алешку и, не останавливаясь, горделиво пожаловался ему, показывая обглоданный бутерброд:
– Видишь, на ходу обедать приходится. Весь в искусстве. Тебе чего?
– На сцену хочу, – тоже гордо сказал Алешка.
– Есть данные?
– Конечно.
– Где выступал?
– В разных местах, – попробовал уклониться Алешка, вприпрыжку поспешая рядом с режиссером, который был весь в искусстве. Даже остановиться не мог. – В детском саду, в школе. У нас в школе есть свой театр. Бонифаций руководит.
– Лев?
– Учитель. Игорь Зиновьевич.
– Знаю! Талантлив. Мыслит нестандартно. Мог бы стать большим режиссером, а стал маленьким учителем.
– Хороший маленький учитель, – обиделся Алешка, – это тоже неплохо.
– Ну-ну, – снисходительно извинился большой режиссер. – Я не в этом смысле, не обижайся. – Они делали уже второй круг по фойе, как два коня в одной упряжке – большой и маленький. – А что означает Бонифаций, знаешь?
– Кликуха такая, – кивнул Алешка.
– Сам ты кликуха. Бонифаций с латыни переводится как «Делающий добро».
– Похоже на него, – подумав, согласился Алешка. – Но не всегда.
– С вами нельзя иначе. Яблоко будешь? Одно тебе, другое мне.
Хрустя яблоками, они помчались дальше.
– В каком амплуа выступал?
Алешка не знал, что такое амплуа, и поэтому ответил осторожно:
– В разном.
Режиссер понял его затруднение и подсказал:
– В каких ролях? Кого играл?
– В детском саду, – стал вспоминать Алешка, – Снеговика играл, но это без слов, только таял, а еще Козленка номер три.
– Это как – номер три? – немного притормозил режиссер.
– Три козленка было. Первый, второй и третий. – И как-то туманно пояснил: – Волк и семеро козлят.
– Не понял, – отмахнулся режиссер и запустил огрызок в урну. – Роль удалась?
– Бесспорно.
– А как ты ее воплотил? Мекал? Травку жевал?
– Бодался!
– Гениально! Дальше.
Тут Алешку осенило. Ему ведь очень было нужно проникнуть в коллектив театра. И он хвастливо заявил:
– В школе обычно великанов всяких играл.
– Чего? – режиссер затормозил так, что его подошвы завизжали, как шины на асфальте. Он взглянул на Алешку сверху вниз: – Не соответствуешь. Рост у тебя неубедительный.
– Еще чего! – возмутился Алешка. – Если по-вашему, то плохой артист должен играть плохих людей, а хороший – хороших?
