Петя не заметил, кто и как их зажег… Факелы не разгорались, их не разжигали, не добывали огонь. Высушенные сосновые палки вдруг загорелись – и все. Запахло смолой, но кроме сосны, был еще какой-то душный запах; в красноватом мерцании стало видно округлое пространство площадью около шестидесяти квадратных метров. Стены и пол – плотная осклизлая глина, потолка «комнаты» не видно.
Аах Юн подтолкнул Петю к противоположной стене. Тут на стене вырезали на глине очень мохнатое существо… Размером с крупного медведя, существо соединяло в себе черты мамонта и человека. Жуткие глаза с вертикальным кошачьим зрачком отражали жестокость, ум и еще что-то, совершенно не передаваемое словами. Весь вид у существа был такой, что сразу видно: людей оно не особенно жалует, и на его пути лучше всего не попадаться. Изображение оказалось настолько неприятным, что Петя невольно попятился.
– Стой!
Аах Юн положил на плечо Пете руку, начал что-то говорить нараспев. Чадили факелы, плясали тени, принимая самые причудливые формы. Пете вдруг начало казаться, что жуткая тварь зашевелилась.
Аах Юн схватил Петину руку, сделал мгновенный жест… Петя вскрикнул, рванулся… Легче было бы вырваться из объятий здоровенного медведя, так крепко схватил его дикарь. Аах Юн даже не сдвинулся с места, а Петина кровь потекла из глубокого пореза. Без малейшей брезгливости Аах Юн обмакнул в эту кровь свою ладонь, стал брызгать на морду жуткой твари.
– Помогай!
Поняв, что все равно не освободиться, Петя сам брызнул кровью туда же. Невольно он вспомнил, как шаманисты принесли в жертву человека… Далеко, на Тибетском нагорье.
Тварь тихо, зловеще зашипела.
– Теперь ты!
Вальтера подтолкнули к барельефу, Аах Юн так же вскрыл ему запястье острым кремниевым отщепом, брызнул кровью на изображение. Он опять заговорил нараспев, повторяя какие-то слова. Изображение задвигалось… Петя помертвел, решив – сейчас тварь соскочит со стены. Она не соскочила, но глаза задвигались, морда зашевелилась, хобот сокращался, нагло вынюхивая кровь.
Аах Юн запел, заговорил речетативом. Странно звучали его древние слова, предки и славянских, и германских. Порой и Петя и Вальтер улавливали что-то знакомое, но угадывалось в этих непостижимых звуках что-то древнее неимоверно, еле понятное. Тварь вдруг приподняла голову, хобот до конца оторвался от стены, ловко сунулся к кисти Вальтера. Ваал Саам всосал, сколько было крови, ловко сунул конец хобота в рот, как это делают слоны. Вальтер вскрикнул, попытался отодвинуться. Аах Юн прикрикнул – то ли на Вальтера, то ли на тварь.
А тварь утробно заухала, довольно прикрыла невероятные глаза… и начала что-то отвечать. Натурально отвечать, странным свистящим шепотом, словно у нее не было голосовых связок. Несколько минут длился этот страшный диалог, все на том же древнем языке. Ничего невероятнее не видел Петя за всю свою жизнь, даже в Шамбале. От внезапной,
