Тироку ее жалко, да только все одно, не стал ничего говорить, пусть поверит, что нет мужа, а то вдруг ждать станет, поймет Сорок, что не погиб бедолага. Тирок и сам не знает, жив ли Сирко, ведь Нево в ту пору студеное, а до берега плыть надо, добрался ли, кто ведает?
Голый пологий берег заливает вода, ни огня, ни жилья вокруг. Вроде и на костерок плыл Сирко, а вон куда снесло, видно, здесь течение. Или ушли люди, их лодей испугавшись? Тогда худо, тогда некому будет помочь, а у него ничего, кроме ножа, которым Тирок убить должен был. Выбрался на берег, чтоб волна не доставала, и кончились силы, как провалился куда. Последней мыслью было, что все, кончился Сирко, и никто знать не будет, где помер… И то верно, ветер с моря, волну гонит сильную, немного погодя вода совсем зальет берег, и если не уйдет человек подальше – погибнет. А как уйти, если он без сознания, слишком долго в холодной воде плыл, и ноги сводило, и дыхание перехватывало.
На берег из кустов осторожно выбрались двое рыбаков. Вроде видели, как сюда течением человека несло, чудно, в такую пору вплавь-то. Значит, что-то не так… Но берег пустой, огляделись и обратно наметились. Но вдруг один из них услышал, словно стонет кто, остановился, нет, только слышно, как волны о берег бьют, да ветер завывает. Снова стон… Прошли дальше по берегу, увидели вроде как кучу тряпья какого или мусора, озером принесенного. Оказалось, человек, лежит, весь уж холодный, а в руке нож большой зажат. Да так, что пальцы не разжать, свело то ли от холода, то ли от усилия. Потащили скорее от воды к кустам, живой все же, стонет.
Очнулся Сирко на третий день, глядит вокруг, не поймет куда попал. В землянке вроде, а люди чужие и речь тоже. Но тепло, да и дух хороший, едой пахнет. Попробовал встать, боль захлестнула голову так, что застонал. Над ним наклонился бородатый мужик. Сирко сквозь туман в глазах пытался разглядеть все вокруг, мужик что-то спросил, да только Сирко почти не слышал, хотел сам сказать, что он не тать, что его убить хотели, да просто в воду сбросили, но голос не слушался, только сиплое мычание шло из горла. Понял Сирко, что это его спаситель, сжал тому руку, хотел слегка, чтоб поблагодарить, да получилось сильно, рванул мужик у него из пальцев свою ладонь, заругался. Хоть и не очень понимал ладожанин речь, а что ругается, сразу понял. Попробовал подняться, но плыли перед глазами мелкие мошки, свет застилали, хотел рукой отогнать, руки не слушаются, так и остался лежать бревном. Мужик головой покачал, что-то выпить дал, да тряпицу мокрую ко лбу приложил. Вроде полегчало, прохладное на голове приятно, голова-то в жару, горло свело так, что не продохнуть, и грудь сдавило. Сирко снова в сон впал, поплыло все перед глазами, и как провалился куда.
Когда глаза открыл, уже голова не болит, только горло раскаленным обручем стянуто и тело крутит. Огляделся, у огня, что в углу землянки, женщина сидит, делает что-то, за спиной не видно что, напевает. Голос приятный, молодой. Напротив у стены тоже полати, там тряпье какое-то набросано, выход шкурами завешен, от огня тепло идет. Кашлянул Сирко, а то вроде получается, что подглядывает. Вскинулась женщина,
