заговорили, чтобы непоколебимо дом их стоял до скончания веков».
Я сортировала картофель, а мысли бродили, где им вздумается. От прошлого замка к настоящему перешли, а там и к хозяину Белвиля свернули. Было в арне что-то такое, отчего внутри и страшно, и одновременно щекотно делалось. И хотелось в глаза его, не отрываясь, смотреть. И лицо разглядывать. Вот, вроде и не красавец писаный, и черты резкие, и от канонов имперских далек, а столько в нем силы нечеловеческой скрыто, что невольно дух захватывает. Граф напоминал мне вирош – обережный орнамент с потайными знаками внутри. О нем мало кто знал, а меня Паница научила, показала, как на изнанке судьбы тонкие нити оберега вплести и от чужих взглядов скрыть. Вот бы попробовать арну такой вышить! Давно у меня подобных желаний не возникало, а тут прям как в сердце толкнуло, и фрагменты вироша перед глазами возникли.
Я так задумалась, что не заметила, как выронила из рук клубень. Наклонилась, чтобы поднять его, да так и застыла, заслышав какой-то звук. Тихий, медленный, с небольшими промежутками, будто чье-то сердце стучит. Тук-тук… Тук-тук… У меня от страха мороз по коже прошел. Что за лиховщина? Я поднялась с перевернутого ящика, на котором сидела, и уставилась в темноту. Стук не умолкал. Он становился то громче, то тише, бился в такт моему собственному сердцу, въедался в мозг своей неотвратимостью, гулом заполнял все пространство вокруг. Мне показалось, что даже стены ему в такт вибрируют.
«Мать-Создательница! Неужто тут души неупокоенные остались?».
Не успела я так подумать, как в подвале наступила тишина. Будто и не было ничего. И как я не прислушивалась, никаких подозрительных звуков больше не услышала.
А время шло. И картошки еще шесть ящиков осталось. Не успею перебрать – ни мне, ни Златке не поздоровится!
Я отвела со лба выбившиеся из косы волосы, решительно придвинула очередной короб и ухватила большой, покрытый глазками клубень. И пусть себе любопытство страдает, не буду я думать о том, откуда этот звук взялся. Не буду – и все! Мне и без того забот хватает.
– Эй, убогая, ты там? – послышался сверху высокий голос Минки.
Интересно, чего она здесь забыла? Минка была второй горничной, убиралась на хозяйском этаже, и с нами, простыми служанками, никогда не разговаривала. Не считала достойными своего общества.
Я оторвалась от работы и посмотрела на лестницу. На верхних ступеньках появились хорошенькие туфельки на каблучках, подол синей юбки и кокетливо выглядывающая из-под нее вышитая кайма рубахи. Минка, в отличие от нас, чернорабочих, всегда была щеголихой. В любовниках у нее сам начальник стражи ходил, вот она и форсила.
– О чем с тобой хозяин разговаривал?
Минка спустилась на несколько ступеней, и я смогла увидеть ее лицо.
– Ну? – притопнула она ногой.
Я развела руками.
– Не прикидывайся! Когда надо, ты все, что угодно, объяснить можешь, – не отставала Минка.
Я
