и жене Борда, интриганке. Считалось, что это она мутит воду и сбивает Борда с толку. Все это я отчетливо себе представляла – я и сама в свое время в этом участвовала, с головой окунувшись в семейные легенды. Лишь когда я порвала с ними, когда отстранилась, я смогла взглянуть на ситуацию под другим углом, да и то не сразу – на это ушло время, я отодвигалась от них крохотными шажками. Родительские слова имеют невероятную силу над тем, как дети понимают действительность, и победить эту силу почти невозможно.
Но я‐то освободилась от них? Или они по-прежнему владеют мной, так что изменилась лишь расстановка персонажей в легенде?
Я закрыла лэптоп, оделась, подошла к реке и спустила собаку с поводка. Она не убежала – она оставалась верной. Я пересчитывала камни подо льдом. Весной и летом их не было видно. Я мысленно двигалась вверх по течению, до озера, откуда вытекала река, до ее истоков. Час я прошагала вдоль берега, одна на тропинке, оглядываясь в темноту. Дальше забраться было уже нельзя, разве что за границу уехать. Я вернулась в дом, включила лэптоп и увидела еще один мейл от Борда, теперь это мой брат шел вверх по течению, стараясь отыскать исток. Ему написала Оса – она уверяла, будто родители составили завещание, в котором говорится, что мы с Бордом получим компенсацию за дачи и что сумма взносов пересмотрена. Дальше она отступила несколько строк вниз и добавила, что, если бы Борд тщательнее выбирал выражения, общаться с ним было бы проще: «От твоих писем мне становится не по себе».
Отвечая, он напомнил ей, что его изначальным желанием было, чтобы мы четверо поделили дачи. Тогда нам было бы где встречаться и куда привозить детей. «Очень грустно, – писал он, – что вам с Астрид такой вариант не нравится». А если от его писем ей становится не по себе, это, видимо, потому, что ей неприятно читать, как они с Астрид ведут себя по отношению к нам. Почему они не желают отдать ему и его детям половину дачи – этого он понять не может.
Приехал Ларс. Мы готовили еду, пили вино, и я рассказывала ему о мейлах от Борда. Мы занимались любовью, потом легли спать, и я рассказала, что Оса написала Борду и что Борд написал Осе. Ларс вздохнул и, готовясь заснуть, повернулся на бок. Ты, кажется, говорила, что дача на Валэре тебе не нужна? – уточнил он. «Не нужна мне никакая дача! – выкрикнула я. – Но я и Борда прекрасно понимаю! Ты что, сам не понимаешь, как он расстроился?» Ларс удивленно посмотрел на меня и вздохнул: «Ясное дело, расстроился».
Интересно, каково это – быть здоровым человеком?
Я не знала, каково это – быть здоровым, не покалеченным психологически человеком, у меня был лишь мой собственный опыт. Просыпаясь по ночам от тревожных снов, я прижималась к Ларсу, обхватывала его правой рукой и пыталась забрать его сны – наверняка спокойные. Я пыталась проникнуть в сознание Ларса, чтобы его безопасные сны просочились в мою голову, пыталась высосать сны из его спящего тела, но у меня не получалось, выхода не было, я была заперта в собственном теле.
На
