уважения!..
– Разве вы… – неловко начал Милин.
– Да-с… Я единственный раз в жизни побил человека, и этот человек была женщина!
Милин растерянно развел руками, что-то хотел сказать, но издал только неопределенный слабый звук, точно пискнул.
Всем стало неловко.
Луна поднялась выше. Теперь она была маленькая и белая. На улице по-прежнему раздавались звуки гармоники, голоса и смех. На самом краю деревни кто-то, должно быть, пьяный пронзительно и дико закричал. Черный Укроп заворочался и чихнул, не то от пыли, не то от лунного света, который лез ему прямо в морду.
II
– Вы вот как будто сконфузились за меня, – опять заговорил доктор, – а я вам скажу, что единственное, что я испытываю, когда вспоминаю этот случай, так это жгучее удовольствие!.. И именно потому, что это не была какая-нибудь там символическая пощечина, а самая настоящая затрещина: с ног слетела!..
Дыня засмеялся.
Милин недоумевающе пожал плечами.
– Н-не пон-нимаю! – гадливо протянул он и низко нагнулся к стакану с совершенно холодным чаем. Доктор помолчал.
– Мне все-таки не хочется лишиться вашего уважения, – полуехидно, полуискренно проговорил он, – а потому я лучше расскажу вам, как все это вышло…
Милин выжидательно воззрился на него.
– Видите ли, я должен оговориться, что это было очень давно, еще во времена моего студенчества, когда жизнь проклятая еще не приучила меня не возмущаться ничем. Конечно, теперь ничего подобного со мной быть не может, но думаю, что это вовсе не делает мне чести! Доктор вздохнул и как будто призадумался на мгновение. Глядя на его толстое, обрюзгшее лицо, я невольно подумал: «Да, теперь тебя вряд ли чем проймешь!»
– Ну, так вот-с… Было это летом, когда я перешел на третий курс. По рекомендации одной этакой благотворительной дамы получил я урок у профессора Н… заниматься с его дочерью по…
– Н.? – быстро переспросил Милин. – Это тот самый, который…
– Вот именно-с… «тот самый, который»… – с ударением повторил доктор. – Вот именно, да!.. Ну-с, урок был во всех отношениях завидный: вознаграждение прекрасное, местность, в которой было имение профессора, самая живописная, а кроме того, и сам профессор был авторитетом не только для нас, студентов… Имя его гремело даже за границей, и хотя он уже давно нигде не читал по особым обстоятельствам, но это, конечно, только окружало его известным ореолом в глазах тогдашней молодежи. Вся интеллигентная Россия относилась к нему с величайшим уважением, и он этого заслуживал: помимо того, что это был замечательный ученый, он проявил себя смелым и честным гражданином, а тогда это ценилось высоко!.. Мне завидовали все товарищи, и, ей-Богу, я испытывал некоторую гордость, точно был не случайно приглашенным репетитором, а и в самом деле чем-то близким к великому человеку. Поэтому вам, конечно, понятно, что ехал я с замиранием сердца, готовый к полному преклонению, и весь внутренне подбирался, мечтая показать профессору,
