style="font-size:15px;"> – Знаю, знаю, мой милый Мурат: я виноват, я смешон, я чудак, – я набиваю тебе голову бог знает чем; философия! Ха, ха, ха!..
И Энский снова смеялся от души над собою и затруднением, в которое ставил своего воспитанника.
– Садись лучше писать под диктовку, Мурат: это будет полезнее, ты так плохо знаешь русскую орфографию. – Мурат сделал кислую рожицу.
– Что, не хочется?
– Послушайте, Энский, по крайней мере диктуйте из маленькой книжечки, – вот этой зелененькой.
– Хорошо, подай ее… Пиши:
«Не всегда нужно, чтобы истина осуществлялась, делалась осязаемою, и того довольно, если она, как дух, витает кругом нас и напутствует гармонии, подобно звону колокола, с какою-то важностию и вместе с отрадою раздающемуся в воздухе».
– Это что-то непонятно, как ваша философия.
– Пиши дальше:
«Надувать не значит еще играть на флейте: тут нужно двигать пальцами…»
– Правда это, Мурат?
– Можно и двигать пальцами, а все-таки не играть…
– Пиши:
«Лучшая сторона истории – это энтузиазм, которой она возбуждает».
– Правда! правда! – закричал Мурат. – Я ли читаю, вы ли мне читаете историю, я становлюсь рука об руку с героем и совершаю с ним подвиги; за то я люблю ее более всего!
– Пиши:
«Когда я заблуждаюсь, может каждый заметить; когда лгу – нет»
– Это что-то нечисто.
– Да верно… Пиши:
«И волосок бросает тень».
– А горы… о, родина!.. есть где укрыться в тебе…
– Экая кровь! экое племя! Пиши, пиши, Мурат:
«Перед бурей, в последний раз взлетает пыль, но для того, чтобы после надолго улечься».
– Точь-в-точь, как наши восстания…
«Кто не знает чужих языков, тот не знает своего».
– Слышишь ли, Мурат?
– Да, когда между ними есть что-нибудь общего, а чеченский и, например, французский, которому вы меня учите…
– Опять рассуждения…
«Стучит в стену молотком и думает, что ни раз, то по шляпке гвоздя…»
– Глупый человек! – сказал улыбнувшись татарин.
– Пиши:
«Учителями нашими зовем мы тех, у которых постоянно учимся; но не все те, у которых учимся, имеют право на эту кличку…»
– Что? что?
– Довольно! довольно! будет писать; подай тетрадку. Какая бездна ошибок и самых непростительных! (стр. 70–83. Ч. I).
В самом деле, довольно! Просим извинения и у «почтеннейшей» публики и у талантливого автора за эту длинную выписку, которая была необходима. Вот уж подлинно «как заговорит о сотворении мира, так волосы дыбом станут», по словам Тяпкина-Ляпкина в «Ревизоре»…[8] Вот истинная лекция «о проницаемости природы и склонности
Неточно цитируются слова городничего из «Ревизора», редакция 1836 г., д. I, явл. 1.
