информация о таких людях. Мария Захарова, замужем, но фамилию оставила девичью. Вот адрес, телефон. Анна Коркина, точно знаю только адрес, по которому она жила, когда училась в школе номер 155. Работает санитаркой в какой-то больнице. Есть сын около десяти лет. Лидия Никанорова, жена депутата с такой же фамилией. Остальное, видимо, легко узнать. Все три одного возраста. Жили в одном районе с родителями, учились в одной школе… Информация требуется особая, скрытая. Компромат. Если такой есть, разумеется. Это возможно? Не слишком сложно? Люди не публичные, кроме депутата, не из тех, о которых пишут на каждом заборе.
– Я бы определил сложность – проще пареной репы. Если в течение суток ничего не найду, разговора не было. Если что-то есть – подписываем договор. Из него будет ясно, что все навсегда между нами. Должен уточнить: может ли идти речь о вытекающих из информации действиях?
– Да.
– Ясно. Тогда сотрудничаем. Доклад через сутки.
Сергей вышел из дома, закурил и подумал: «Интересный человек эта странная девушка. Особый».
Ольга в изнеможении выпила полный стакан холодной воды и спаслась от сути происходящего, ею затеянного, размышлением оформителя: «Красивое лицо у этого сыщика, но глаза слишком синие. Для совершенства облика нужны серо-стальные. И волосы ни в коем случае не такой блонд. Только темно-русые с проседью».
На следующий вечер Кольцов вошел в квартиру с каким-то подчеркнуто расслабленным видом. Сказал «привет», как доброй подружке. Пожаловался на трудный день, какую-то погоню и без приглашения прошел сразу на кухню. Поставил на стол две бутылки пива, выложил наборы с солеными рыбками и сырными палочками. Затем большую коробку мороженого.
– Не знаю пока вкусов, – сказал, как будто его наняли именно как кормильца-поильца. – Но для меня главное после тяжелого дня – поесть. После того, как немного выпить. Мне кажется, так у всех, или у тебя иначе? Ничего, что мы будем на «ты»? Так удобнее во всех отношениях.
– Нормально.
Олю обдала волна нервной дрожи. Она почувствовала приближение чего-то опасного, скорее всего, болезненного.
Они какое-то время накрывали стол, обменивались простыми бытовыми фразами, немного выпили, Оля что-то проглотила.
– Оля, – произнес Кольцов. – Ты умный человек, и ты, наверное, понимала, что в поисках инфы на тех людей я непременно начну с тебя. С твоих причин. Я нашел твою историю. О ней была даже заметка в газете. Ты не в курсе? Короче, я в теме полностью. Пообщался и с журналистом, и с врачом, и с одной учительницей, которая на пенсии. Прежде всего скажи: как ты относишься к моему вторжению в твою личную драму?
– Боже. Я отношусь к этому ужасно. Я не понимала и не подумала. Я в шоке. Это моя тайна, мне кажется, что ее разоблачение – начало моей окончательной гибели.
– Это эмоции. Я по делу: ты настолько ужасно к этому относишься, что готова дать отбой расследованию? Тайна будет в сохранности. Кстати, ей в любом случае ничего такого критичного не грозит.
