она, достав помаду.
– Как, опять? Спасибо, дорогая. Хочешь сушку? – спросил я. Между нами самое что ни на есть взаимопонимание! Приятно уху и глазу. Может, нам и правда пожениться?..
Тут из подъезда управления полиции вышло десять молодых людей в одинаковых серых пиджаках и с гвоздичками в петлицах, а за ними – Джилли. Подъехал двухэтажный автобус и наша теплая компания отбыла по Патрикову душу.
Поплутав немного по кривым и многолюдным улицам Чайна-тауна, мы наконец остановились. Молодые люди в пиджаках щелкнули затворами, проверили передатчики и по одному стали покидать автобус. Они быстро смешались с пестрой толпой, исчезли с глаз долой, и нам с Джилли и Лиззи оставалось лишь слушать равнодушное шуршание рации.
А за углом, на Даун-авеню, царило буйное веселье. Там кипел рынок. Масса черных голов. Масса белых зубов. Масса иероглифических надписей: вывески, афиши, картонки, просто бумажки с цифрами. Фонарики, крики, реклама через мегафон. Торгуются китайцы от души и очень громко: шум, гам, тарарам. И кругом – лавки, лавки, лавки, лотки, лоточки, рогожки, на которых что-то разложено. Каждый делает маленький, но свой бизнес. Двухэтажные дома: в первом этаже – лавка, чайная, биллиардная и черт его знает, что еще; во втором этаже – приватная жизнь хозяев и все такое. Посреди этого великолепия высится кабак «У гиппопотама»: здание каменное, основательное, европейской конструкции, хотя крыша и с загнутыми краями. Похоже на ворота Цяньмэнь в Ханбалыке, ну разве – слегка пониже. Капитальный кабак, одним словом. Приятно, должно быть, в него зайти и спросить свежего циндаоского пива. Непременно чтоб с раками.
– Шеф, Патрик в кабаке, шеф, Патрик в кабаке, – зашелестела рация. – Посетителей немного, все рахиминисты. Прием.
– Прием, – отвечал я, – вас понял. Работайте. Мы выступаем.
Открыв второе пиво, я поглотил содержимое бутылки одним глотком и кивнул спутникам.
– Ты не забыл, что я тебя люблю? – спросила Лиззи, прикуривая от зажигалки.
– Ну что ты, дорогая, – отвечал я. – Так хочешь сушку?
Джилли натянул перчатки, инкрустированные металлом, я проверил свою «беретту», Лиззи вытащила и стала перекатывать на ладони три металлических шарика.
– Вперед, – скомандовал я.
Пропустив колонну невозмутимых буддийских монахов, чьи бритые головы величественно сверкали на солнце, мы проникнли сквозь полированные двери в полутемный, овеянный прохладой кондиционера холл, осмотрелись и увидели вышибалу в потрясающей размерами кожаной кепке.
– Что угодно господам? – спросил он льстиво, приподнимая указанную кепку над лысой головой.
– Нам угодно! – ответил я, а Джилли огрел вышибалу кулаком. Я приковал потерявшее сознание тело к перилам, и мы проследовали дальше, в зал, откуда доносился изощренный шум.
Стоило мне показаться в дверях, как в косяк в трех с половиной сантиметрах от моего правого уха вонзился длинный ножик и принялся звучно дрожать. Хорошее начало, однако.
Посреди зала происходила
